Книга Асты

Отчеты о судебном процессе Альфреда Ропера появятся в следующей статье. Здесь же достаточно сказать, что следствие вынесло вердикт о преднамеренном, особо жестоком убийстве, и на следующий день Альфреда Ропера арестовали в Фэн-Диттоне, графство Кембридж, и обвинили в убийстве жены. Следующим утром он появился в городском суде Северного Лондона перед мировым судьей Эдвардом Сноу Фордхэмом, а затем дело передали в Центральный уголовный суд.

Удивительно, что Мэри Гайд умерла своей смертью, от остановки сердца. Много лет она жаловалась на боли в сердце, которое, по ее словам, «может в любой момент не выдержать». И оказалась права. Сделали предположение — с которым трудно не согласиться, — что она либо стала свидетелем убийства дочери, либо обнаружила тело, и в результате сердце остановилось.

Но не была ли Мэри Гайд свидетельницей убийства еще и четырнадцатимесячной Эдит? Малышка исчезла. Ее искали, опросили всех жителей на Грэхэм-роуд, Квинсбридж-роуд, Ричмонд-роуд и Map-стрит. Обшарили дно озера в парке Виктория и частично канал Гранд-Юнион. Хотя никаких признаков захоронения в саду виллы «Девон» не обнаружили, перекопали землю на глубину четырех футов. На помощь пришли местные жители, и район поисков расширился до болот Хэкни.

Но все напрасно. Эдит Ропер исчезла, ее не нашли ни живой, ни мертвой.

13

Обещанная Францем Вард-Карпентером «другая статья», возможно, и была написана, но в пакете Кэри я ее не обнаружила. Однако мне и не хотелось изучать материалы суда над Альфредом Ропером. Издательство «Пингвин» включило его в серию «Знаменитые судебные процессы Британии» наряду с широко известными делами Криппена, Оскара Слейтера, Джорджа Лемсона, Мэделин Смит и Бака Ракстена, вероятно, потому, что оправдание Ропера — одна из ранних побед королевского адвоката Говарда де Филипписа. Книга в зеленом переплете не содержала ни одной иллюстрации, но на обложку поместили портреты преступников, о которых шла речь. И там, словно дух, вызванный медиумом, между Криппеном, в высоком тугом воротничке, и хорошенькой злодейкой Мэделин находился Альфред Ропер — мрачный, смертельно бледный, очень похожий на Авраама Линкольна.

Книгу и мемуары Артура Ропера я отложила. Вряд ли когда-нибудь прочту их. У меня есть своя работа, к тому же предстоит отвечать на письма и соболезнования.

Пол Селлвей был первым, кому я ответила. Письмо получилось коротким, и я, упомянув о дневниках, решила добавить, как теперь жалею, что моя мама не разговаривала со мной в детстве по-датски, поскольку понимаю в записях далеко не все. Потом задала риторический вопрос: он так же плохо знает датский или ему повезло больше? И кто, Хансине или мать, обучали его языку?

Это письмо имело интересные последствия.

Прошло больше недели после нашей встречи на Хэмпстед-Хит, прежде чем Гордон Вестербю, мой двоюродный племянник, дал о себе знать. Но не позвонил, а написал.

Это было красиво оформленное деловое письмо, не напечатанное, а написанное от руки каллиграфическим почерком. Гордон подписался «искренне ваш». Он сообщал, что с удовольствием прочитал дневники. Они убедили его — будто он нуждался в убеждении, — что на форзаце не хватает генеалогического древа. Как я считаю, будет эта идея благосклонно встречена (его слова) издателями дневников или нет? Не могу ли я сказать, как звали родителей Morfar? Нельзя ли узнать даты их жизни? Чья сестра тетя Фредерике, матери или отца Асты? Кто такой дядя Хольгер? Не смогу ли я отобедать с ним и Обри на Родерик-роуд пятого, шестого, седьмого, двенадцатого, четырнадцатого или пятнадцатого?

Эти вопросы он мог бы задать и Свонни. Странно, почему он не сделал этого. Свонни не интересовалась историей семьи Вестербю при жизни Mormor, но после смерти Асты, когда дневники попали к ней в руки, намеревалась разгадать тайну своего происхождения. Она отправилась в Данию, встретилась с пастором церкви, где венчались Аста и Расмус, просматривала записи в приходской книге.

Все эти моменты в дневники не попали. Mormor никогда не интересовали предки. Она даже не удосужилась написать на семейных фотографиях имена и даты. Если она и знала, как звали бабушку Расмуса или почему ее родственники разбросаны по Дании и Швеции, то забыла. В своем преклонном возрасте она забыла почти все.

В последние годы жизни Аста жила у Свонни на Виллоу-роуд. Ей было девяносто три, и она сохранила хорошую физическую форму. По-прежнему надевала очки только для чтения, отлично слышала и оставалась такой же подвижной, как и раньше. Но потеряла память.

Часто случается, что очень пожилые люди не могут рассказать о недавних событиях, но прекрасно помнят, что происходило шестьдесят или семьдесят лет назад. Однако с Астой было не так. О прошлом она тоже забывала, либо у нее в голове все перемешалось. Она путала события, соединила историю о приюте с эпизодом об отравлении грибами. В итоге получилось, что в приют ее кузина ездила одна, а вернувшись домой, обнаружила, что муж отравился ядовитыми грибами.