Тетя Анита, узнав от Хеннингса, какой рассказ написал Гиллель, совершенно растерялась. Она уже перестала понимать, то ли Гиллель невинная жертва, то ли он расплачивается за свои провокации; она знала, что порой его тон может раздражать или выглядеть наглостью. Он схватывал быстрее других, во всем опережал своих ровесников; на уроке ему быстро становилось скучно и не сиделось на месте. Остальным детям это действовало на нервы. Что, если Хеннингс прав и Гиллель — просто жертва озорства, причиной которого был он сам? И она говорила мужу:
— Если все ополчаются на одного, то, наверно, такой человек не слишком вежливо себя ведет, верно?
Она решила объяснить одноклассникам Гиллеля, что такое школьный харрасмент: иногда человек настраивает всех против себя просто потому, что слишком хочет влиться в класс. Она обошла все дома в Оук-Парке, поговорила с родителями и долго втолковывала детям: «Иногда думаешь, что озорство — это просто игра, и не понимаешь, сколько зла причиняешь своему товарищу». Примерно так она беседовала с мистером и миссис Реддан, родителями маленького Винсента, он же Хряк. Редданы жили в роскошном доме неподалеку от Балтиморов. Хряк внимательно выслушал тетю Аниту и, едва она умолкла, разразился немыслимыми рыданиями:
— Почему мой друг Гиллель не сказал, что чувствует себя в школе изгоем, это же просто ужасно! Мы все его так любим, не понимаю, почему он нас сторонится.
Тетя Анита объяснила, что Гиллель немножко другой, чем все; тот, икнув, высморкался и, в порядке вишенки на торте, торжественно пригласил Гиллеля в следующую субботу на свой день рождения.
На пресловутом детском празднике, не успели старшие Редданы отвернуться, как Гиллелю вывернули руку, заставили его поцеловать и понюхать под хвостом у домашней собаки, а потом вымазали ему лицо глазурью именинного торта и сбросили прямо в одежде в бассейн. Услышав плеск и смех детей, прибежала миссис Реддан и отругала Гиллеля за то, что он полез купаться без разрешения; потом она обнаружила порушенный «наполеон». Ее сынок, плача, сказал, что Гиллель хотел съесть торт один, еще до того, как задуют свечи, и она позвонила тете Аните и велела немедленно забирать своего ребенка. Подъехав к воротам Редданов, тетя Анита обнаружила мамашу, крепко держащую Гиллеля за плечо, а рядом с ней — заплаканного Хряка, в своем репертуаре: он хныкал, что Гиллель испортил ему весь праздник. На обратном пути тетя Анита, неодобрительно глядя на сына, вздыхала:
— Ну почему ты вечно высовываешься, Гиллель? Разве тебе не хочется завести добрых приятелей?
В отместку Гиллель написал новый рассказ. На сей раз он не стал связываться со школьной газетой. Он решил сам напечатать и ксерокопировать текст. В день, когда газета вышла, он собрал ее официальные экземпляры на рекламных стойках и положил вместо них собственное творение. Миссис Чериот, обнаружив подмену, бросилась в кабинет директора Хеннингса и шлепнула ему на стол целую пачку памфлетов — все, что сумела найти: «Фрэнк, Фрэнк! Посмотри, что опять натворил Гиллель Гольдман! Издал пиратскую газету с ужасным рассказом!» Хеннингс схватил один экземпляр, прочел, чуть не задохнулся и немедленно вызвал к себе дядю Сола, тетю Аниту и Гиллеля.
Рассказ назывался «Маленький Хряк». Речь в нем шла о жирном мальчишке по прозвищу Хряк, который с каким-то злобным удовольствием терроризирует товарищей и доводит их до белого каления. В конце концов те убивают его в школьном туалете, разрезают на куски и складывают их в холодильник школьной столовой, где лежит доставленное в тот день мясо. Полиция ищет пропавшего мальчика. На следующий день полицейские приходят в столовую во время обеда и допрашивают учеников. «О, найдите моего котика, прошу вас», — стенает мамаша Хряка, набитая дура. Инспектор по очереди задает им вопросы, пока они весело поглощают свиное жаркое. «Вы не видели вашего товарища?» — «Не видели, сэр», — хором отвечают одноклассники с набитым ртом.
— Мистер и миссис Гольдман, — ровным тоном обратился Хеннингс к дяде Солу и тете Аните, — ваш сын снова написал возмутительный рассказ. Это апология насилия, подобные публикации в Оук-Три недопустимы.
— Свобода слова, свобода мнений! — решительно возразил Гиллель.
— Ну нет, с меня довольно! — разозлился Хеннингс. — Прекрати нас сравнивать с фашистским правительством!
Затем Хеннингс с крайне озабоченным видом предупредил дядю Сола и тетю Аниту, что не сможет долго держать Гиллеля в школе, если тот не постарается влиться в коллектив. По просьбе родителей Гиллель обещал больше не сочинять памфлетов. Кроме того, было решено, что он напишет письмо с извинениями и его вывесят в школе.