Книга Балтиморов

— Нет. Ты о чем?

Несколько дней спустя Гиллель уселся со своим подносом рядом с Александрой в университетском кафетерии и спросил без обиняков:

— Слушай, Алекс, если бы тебе надо было выбрать дружка, а вокруг бы никого не было, кроме нас с Вуди, ты бы кого выбрала?

— Что за странный вопрос! — ответила она. — Из вас двоих — никого. С друзьями любовь не крутят, это все портит. Предпочла бы остаться старой девой.

— А Вуди? Вуди тебе нравится?

— Да, Вуди мне очень нравится. Почему ты спрашиваешь?

— Он тебе нравится или очень нравится?

— Гиллель, ты куда клонишь?

Потом настал черед Вуди. Однажды они с Александрой сидели в библиотеке, и он спросил:

— Что ты про Гиллеля думаешь?

— Только хорошее, а что?

— Он тебе по сердцу?

— Да почему ты спрашиваешь?

— Так. Просто, по-моему, вы очень близки.

Они словно открывали для себя понятие предпочтения. Они всегда были вместе, неразлучны, одинаковы, и вдруг осознали, что в отношениях с другими людьми не могут быть единым целым, что они — два разных человека. Александра рассказала, что они решили опробовать принцип предпочтения на практике: пытались выяснить, кого из них предпочитает Патрик Невилл. С кем он больше будет общаться? А если они будут вместе ужинать, то рядом с кем он сядет? Кто из них произведет на него большее впечатление?

Александра считала, что Патрик предпочитал Гиллеля. Он восторгался его умом, его блестящими рассуждениями. Патрик часто спрашивал его мнение по поводу текущих дел, экономики, политики, кризиса на Ближнем Востоке и бог знает чего еще. Когда Гиллель говорил, Патрик всегда внимательно его слушал. Разумеется, он очень ценил Вуди, но отношения с ним были менее глубокими, чем с Гиллелем. Гиллелем он по-настоящему восхищался.

Однажды, перед матчем «Титанов» против Нью-Йоркского университета, Патрик в воскресенье пригласил Вуди к себе. Они провели вечер вместе, болтали о пустяках и попивали виски. Гиллелю Вуди ничего говорить не стал. Выяснилось это, когда Александра проболталась в совершенно безобидном разговоре.

— Ах вот как? Вуди в воскресенье был у тебя? — спросил Гиллель.

— Ты не знал?

Гиллель страшно разозлился:

— Не могу поверить, что он со мной так обошелся!

Александра сразу попыталась его утихомирить:

— А что, это правда такая трагедия?

Он уставился на нее сердито, как на последнюю дуру:

— Да, трагедия. А тебе, конечно, и в голову не пришло меня предупредить?

— Ну о чем тебя предупреждать? — вспыхнула она. — Можно подумать, я твою подружку застукала с другим и тебе ничего не сказала.

— Я думал, мы с тобой все друг другу говорим, — выпалил он, поморщившись.

— Слушай, Гиллель, может, хватит дурака валять? Мне какое дело, кто что из вас кому сказал? Я тут ни сном ни духом. И вообще, ты же меня водил на концерт без него.

— Это совсем другое дело.

— Да ну? Это почему же?

— Потому что…

— Ох, Гиллель, избавь меня, пожалуйста, от ваших с Вуди выяснений отношений.

Но Гиллель не угомонился. Он решил, что раз Вуди тайком ездит к Патрику, то и ему можно. Однажды под вечер Александра с Вуди сидели в кафетерии и увидели через стекло, как Патрик с Гиллелем выходят из административного здания. Они тепло пожали друг другу руки, и Патрик направился на парковку.

— Зачем папа сегодня приезжал? — спросила Александра Гиллеля, когда он подошел к ним в кафетерии. — У вас как будто был важный разговор.

— Ага, мы с ним встречались.

— Да? Я не знала.

— Ты не все знаешь.

— А зачем встречались?

— Договаривались про пятницу.

— И что будет в пятницу?

— Ничего. Это секрет.

В тот день Александре было очень больно за Вуди: его невинный грустный взгляд разрывал ей сердце. Она рассердилась на Гиллеля, ее бесила его власть над Вуди. Он был любимчиком Патрика, он уже победил. Что ему еще было нужно? Она. Ему была нужна она, для себя одного, но этого она тогда еще не понимала.

Двенадцать лет спустя Александра сказала мне по телефону еще одну вещь:

— Все эти эпизоды, по крайней мере пока мы вместе учились в Мэдисоне, были, в сущности, пустяками. В конце концов их невероятная дружба всегда одерживала верх. Но потом что-то произошло, но я не знаю, что именно. По-моему, это как-то связано со смертью твоего дедушки…

— Что ты хочешь сказать?

— Гиллель обнаружил что-то связанное с Вуди, что его страшно задело. Что — я не знаю. Просто помню, как тем летом, после смерти твоего деда, вы поехали во Флориду помогать бабушке, а когда вернулись, он мне позвонил. И сказал, что его предали. Но так и не сказал, что имел в виду.

* * *

Возвращаясь в Бока-Ратон после того, как целый день постепенно избавлялся от воспоминаний, громоздившихся в Коконат-Гроув, я встречал Лео. Тот жаловался, что меня совсем не видно.

Однажды вечером он заявился с пивом и шахматной доской ко мне на террасу и сказал:

— Чудеса с вами, да и только. Приехали сюда вроде как книгу писать, а сами чем занимались? Встречались с бывшей подружкой, воровали собаку, а теперь вот разбираете хлам в доме покойного дяди. Что-то немного вы наработали.

— Не стройте иллюзий, Лео.

— Когда в самом деле сядете писать, скажите. Мечтаю полюбоваться, как вы «трудитесь».