Книга Белого

– Как стричь? – спросил парикмахер, у которого из-под рабочего фартука выглядывала не по размеру большая футболка с изображением обложки к альбому “Unknown Pleasure”.

– Как у Иэна Кёртиса, – подмигнул я ему.

Через зеркало у разглядел на его лице промелькнувшую улыбку оттого, что он встретил человека, с такими же музыкальными вкусами, как и у него.

Он сказал:

– Сейчас сделаю!

Он принялся выполняя свою работу с особенной тщательностью, не смотря на то, что причёска у Кёртиса – самая обыкновенная.

– Вижу, вы неплохо разбираетесь в современной музыке, – заметил мой сосед; я кинул взгляд в его сторону и увидел человека, лет на десять меня старше, но уже полуседого. Его обслуживал какой-то жирных либерсексуал.

– Пост-панк – давно уже не современная, а старинная музыка, как мне кажется. Но, да – в музыке я разбираюсь – у меня, в своё время, был очень хороший друг, который знал о музыке всё.

– Наверное, он был композитором или профессором в консерватории? – поинтересовался он, на что я ему ответил:

– Нет, он был простым водителем маршрутки.

Мой внезапный собеседник выдержал паузу, переваривая услышанное; а затем – продолжил:

– Вы играете на музыкальных инструментах.

– Немного на фортепиано.

– Я всегда считал, что немного играть – невозможно. В этом деле: ты – либо мастер, либо – никто. Только чёрное и белое.

– Сомнительное мнение. А вы тоже разбираетесь в музыке?

Он улыбнулся – я почувствовал это, даже не глядя ему в лицо.

– Музыка – это вся моя жизнь. Я – композитор. Но много на этом не заработаешь, поэтому – я преподаю в консерватории. Я бы хотел учить студентов фортепиано – но мне дали место преподавателя теории музыки – страшное дело. В нашей стране – да и во всём мире – все слушают музыку, но никто ничего в ней не понимает. Сейчас, я занимаюсь организацией концертов и одновременно – дирижирую. У нас открывается симфонический сезон – бизнесмены в этом городе очень любят искусство. Хоть окультурить здешний плебс – не удастся – местных интеллектуалов позабавим на славу. Концерт будет в городской филармонии.

– Не слышал, но обязательно приду.

– Зря времени не потеряете. Я лично вымуштровал этих зелёных снобов, думающих, что знают и умеют играть всё. Я выбил из них всю дурь и оставил только талант. Теперь – они настоящие виртуозы. Хоть мало кто поймёт всех тонкостей нашей музыки – всё равно. Я делаю это не ради денег – я делаю это во имя Музыки.

– А что вы играете?

– «Реквием» Моцарта. Я сам настоят перед этим выбором перед спонсором, хоть они и хотели Бетховена. И уж поверьте – я добью того, чтобы зал аплодировал нам стоя!

– Звучит многообещающе.

– Уж поверьте, – он сказал это с мефистофельской ноткой – с самого начала он производил впечатление профессионала.

– Готов, – сказал либерсексуал моему новому знакомому.

– Отлично, – сказал он, рассматривая себя в зеркало с разных сторон, одновременно протягивая парикмахеру деньги.

– А когда концерт?

– Завтра.

– Уже завтра?!

– Билеты ещё есть. Надеюсь, вы придёте.

– Я постараюсь.

– Тогда, увидимся в филармонии.

Он надел чёрное пальто и вышел из цирюльни, ещё надолго оставив дух своего присутствия внутри.

Поразительно дьявольская харизма – производить впечатление даже тогда, когда никто не смотрит. Я поймал себя на том, что улыбаюсь и в голове у меня проносятся мысли, что только что – я имел честь говорить с самим маэстро из преисподней, с которым не сравнится ни один маэстро из поднебесной.

– Готово, – сказал мне мой парикмахер.

– Чудесно, – сказал я, оценивая свой новый, короткостриженый облик, – чудесно.

Когда я уже собирался уходить, меня окрикнул либерсексуал, ухаживающий за маэстро:

– Подождите, сеньор оставил вам свою визитку.

– Сеньор? Он итальянец?

– Я не знаю – но он ходит сюда каждый месяц уже много лет – все мы называем его «сеньор», как он сам ответил, когда мы спросили, как нам его называть.

– Ладно-ладно. Давайте сюда визитку.

Я взглянул на этот маленький прямоугольник, на котором было написано самое обычное имя. Настолько обычное, что так называться – может кто угодно: и олигарх, и бездомный. И всё же, я положил её в нагрудный карман своей рубашки, расплатился за стрижку и вышел из барбер-шопа «У старого медведя».

Прогуливаясь по улицам родного города и глядя на них глазами впервые прибывшего сюда иноземца, я открывал новые, незнакомые ранее мне ощущения. Но самое первое, что пришло в голову – самое первое, что наполнило моё сердце радостью по вновь обретённому богатству – это осознание того, насколько красив город, в котором тебе придётся прожить до последней осени своей жизни. Мой город – это старые, маленькие домишки и громоздкие серые сооружения ныне мёртвой империи; широкие проспекты и узкие пешеходные улочки, выложенные брусчаткой при королях прошедших столетий. Я не мог оторвать глаз от всего этого великолепия и из моего рта вырвалось только:

– Мать моя!

И ничего больше – ни единого слова я не мог сказать об этом месте.