Книга Белого

Я зашел в маленькую кофейню, примостившуюся в углу большого жилого дома. Вместо обоев на стенах висели страницы из газет и вырезки статей тех времён, когда я был ещё молод – поскольку помнил все эти заголовки и как читал их, вглядываясь, что же мой отец так страстно вчитывается по утрам с молочного кофе в руках. Я сел ха столик в самом углу и прокричал пробегавшему мимо парнишке с чайником на подносе:

– Кофе мне!

А тот – чуть не выронил его из рук. И тогда, я засмеялся, как любил смеяться много лет назад, когда долгий и бесполезный мой путь ещё только начинался – и когда казалось, что во всём есть смысл.

Оказалось, что во всём есть – только метафора. Она была в официанте, который всё же принёс мне чашку кофе по-турецки шоколадной гущей на дне; и в самой чашке, и в этой кофейне, и в моём пребывании здесь за день до концерта маэстро их преисподней. А метафора говорила следующее: всё что ни делается – дерьмо, но к нему можно приклеить цветную ленту и будет дерьмо с бантиком, что уже к лучшему.

Хорошо жить в этом мире – и ещё лучше знать, что я не первый и не последний, кто ещё это скажет.

Прошлое – неумолимо просачивалось сквозь гнилые стены моей настоящей жизни. Я давно стал замечать, что с возрастом – чувство времени становится всё более размытым и невнятным. В молодости – ещё лет десять назад, я отчётливо мог прослеживать любые изменения в тонкой материи своей души. А сейчас… У меня стало больше опыта. Я научился варить суп, жарить рыбу, варить вкусный кофе. Я разучился думать о будущем, оставив за событиями право выбора направления. Теперь, для меня не существует будущего, дальше завтрашнего дня.

Я расплатился за кофе; и до самых сумерек бродил под тенями дубов в скверах и под окнами домов. Было уже совсем темно, когда мои ноги наконец-то, привели меня к голубого цвета, пятиэтажному дому, в котором я жил когда-то и в который – вернулся.

Первым делом – я направился на кухню и выглянул в окно. Я увидел там целые поля одиноко спящих, серых домов, прижимавшихся друг к другу. В нём же – я увидел своё отражение, смотрящее на город, утонувшем в зелени садов.

Я отвёл взгляд от призрака, не вынеся тяжести его взгляда; и полудремая на ходу – ушел ко сну, упав на кровать в своей старой спальне.

Под утро – я встал ещё до рассвета, чувствуя, как меня переполняет сила – такого со мной не было никогда. На миг, мне даже показалось, что я немного помолодел – конечно, это было неправда. Но ничего здесь не поделаешь. За окном ещё было темно – в квартире так и не прибрано. На кухне я приготовил себе завтрак: два сэндвича с ветчиной и кофе. Я жевал, глядя в одну точку на стене, без всякого признака мысли. Я почувствовал невероятное спокойствие – ничего плохого никогда со мной не случится. Съев свой завтрак, я снова взглянул в окно и увидел фиолетово-сапфировое небо.

Я тяжело вздохнул. Я знал, что просто не смогу не выйти пройтись по рассветному Центральному проспекту, укутанном тенью и запахом летних лип. Даже, если бы моей жизни там угрожала опасность – если бы ноги смогли меня вести, то я пошел бы.

Я оделся и вышел. К утру обещали температуру под сорок. Хоть сейчас у меня есть возможность подышать свежим, не раскалённым воздухом.

На рассвете, когда никого вокруг нет и градусник показывает двадцать два градуса – я шел, никуда не торопясь. Небо только-только начинало впитывать в себя первые солнечные лучи. И в воздухе царил этот неописуемый аромат летнего сада. Я прошел много километров, прежде чем на главной улице города обнаружил первые, одинокие, непонятно куда спешащие автомобили. После шумной ночной жизни столицы – всё это производило сходные впечатления с рассветом в пустыне.

Я остановился только на середине моста на правый берег, засмотревшись в подымающийся в небо солнечный диск. Мне в голову приходили мысли о прошедших годах – все они были полными страха и отчаяния: и зима, и весна, и лето, и осень. Но в этом лете, если что и заполняло необъятные пространства рассветной пустыни, то это – необъяснимая тоска по прожитым в пустую годам. Действительно – беспричинная.

Я дошел до ближайшей трамвайной остановки. Около десяти минут я просто стоял на безлюдной улице, ожидая непонятно чего, вглядываясь в пустоту утренних рельс. И вот, появился первый трамвай со стариком с трубкой в зубах у штурвала. Он открыл передо мной дверь и я вошел внутрь. А там – не было никого, кроме пустых сидений, голых ручек для стоящих пассажиров, компостеров и кроме одной ветхой старухи, сидевшей в самом конце, прижавшись к углу и глядя полуслепыми глазами на утреннее молчание – паузу жизни, мало чем отличимую от смерти.

Она, одетая в траурное и похожая на саму смерть, курила сигарету за сигаретой, топча ступнёй своего ботинка окурки, и выдыхая в пустоту вагона облака дыма. Я расплатился со стариком и спросил у старухи: