Книга без переплета

Никогда в жизни не думая о любви, ничего не знал Овечкин ни о формах ее, ни о мгновениях ее зарождения, ни о становлении и смерти, ни о силе воздействия ее на душу человека, ни о сопутствующих ей восторгах и муках. И теория и практика любви равно были для него terra incognita, и можно смело сказать, что прожив в сем блаженном неведении тридцать пять лет своей жизни, никогда бы не догадался Овечкин о том, что с ним теперь произошло, если б кому-нибудь не вздумалось открыть ему глаза. А такого человека поблизости не нашлось.

И потому, постояв в оцепенении перед открытым окном в своем новом жилище и возвратившись через какое-то время к реальности, оставался Михаил Анатольевич все в том же блаженном неведении относительно своего состояния. Одно только он знал совершенно твердо - Басуржицкий заблуждается. Его жена абсолютно здорова. Разумеется, он не мог бы сказать, на чем основывается такая его уверенность и вряд ли рискнул бы отстаивать свое мнение перед специалистом. Но всею душою был он отныне на стороне Елены Басуржицкой и, едва придя в себя, сразу задумался, каким образом можно помочь девушке снять с себя клеймо сумасшествия.

Правда, он слишком мало еще знал о ней. Михаил Анатольевич скорбно покачал головой, отошел от окна и присел на кровать. Ему предстояло познакомиться с ней поближе, услышать ее историю - а в наличии очередной удивительной истории он почему-то нисколько не сомневался, - и только тогда уже начинать ломать голову над выходом из положения.

А положение оказалось гораздо серьезнее, чем представлялось Овечкину, и убедился он в этом очень скоро, тем же вечером.

Когда туман в голове окончательно рассеялся и Михаил Анатольевич снова начал мыслить трезво и ясно, все решив для себя относительно состояния душевного здоровья Елены Басуржицкой, вспомнил он и о Никсе Маколее. И ужасно забеспокоился. Что ж он тут сидит... надо позвонить хотя бы, узнать у бабы Веры, не возвратился ли король, а если возвратился, то как там у него с Хорасом? И вообще, может, сегодня ночевать тут ему не обязательно и можно съездить повидаться с Никсой, заодно и рассказать ему... И Михаил Анатольевич решительно поднялся с кровати и направился к выходу, не предвидя никаких препятствий невинному своему желанию повидаться с другом.

Однако первое же препятствие явилось ему в виде запертой на три замка двери, ведущей из половины Елены в остальную часть квартиры. Это смутило Овечкина, но ненадолго. Он увидал кнопочку звонка на дверном косяке и, справедливо рассудив, что она предназначена для вызова кого-нибудь с той стороны, без колебаний нажал на нее.

Результата не было так долго, что даже безропотный Михаил Анатольевич потерял терпение. Он позвонил еще раз. И еще раз. Наконец по ту сторону двери зазвенели ключами, защелкали замками и препятствие было устранено. Но не совсем.

Овечкин ожидал увидеть Басуржицкого, однако перед ним предстал темноволосый подросток-секретарь. И подросток этот стоял на пути, загораживая проход, и молча, без всякого выражения на лице, смотрел на Михаила Анатольевича, словно ожидая чего-то.

Михаил Анатольевич тоже подождал немного, сам не зная чего. Потом сказал:

- Мне нужно к Даниилу Федоровичу.

- Зачем? - спросил подросток, не дрогнув ни единым мускулом гладкого своего лица.

- Как, то есть, зачем? - растерялся Овечкин. - Мне нужно позвонить... да и сказать кое-что Даниилу Федоровичу!

- О чем?

- О том, что мне нужно съездить домой! Я не понимаю тебя, мальчик...

- Подождите, - сказал тот. И дверь перед носом Михаила Анатольевича вновь захлопнулась.

От удивления он даже разинул рот. Что это такие строгие тут порядки? К чему это?

На этот раз ждать пришлось недолго. Михаил Анатольевич еще не успел справиться с неприятным чувством, как мальчик явился и жестом пригласил его выйти. И пройдя за ним по пятам через всю эту огромную квартиру, очутился наконец Овечкин в кабинете Басуржицкого, сидевшего за письменным столом с озабоченным видом. Но заботили его как будто вовсе не нужды Михаила Анатольевича.

- Что случилось? - спросил он довольно рассеянно и нетерпеливо, едва глянув в сторону своего нового служащего.

- Ничего... ничего не случилось. Мне нужно съездить домой, Даниил Федорович, - сбивчиво начал Овечкин, снова начиная робеть при виде импозантной фигуры Басуржицкого. - И телефон...

Даниил Федорович поморщился.

- Позвольте, Михаил Анатольевич, я же вас предупреждал. Контакты с внешним миром мне крайне нежелательны.

Овечкин захлопал глазами.

- Как... но я не...

- Вас предупредили. Вы дали согласие остаться в этом доме. Вы уже приступили к работе. Так чего же вы хотите? Вам что-нибудь нужно? Составьте список, отдайте секретарю, и завтра у вас будет все необходимое.

- Я... мне нужно, конечно... но я бы хотел поговорить с другом, вы же знаете!.. вы же сами отправили его к этому вашему знакомому...

Басуржицкий сморщился еще сильней.

- Хорошо. Вот телефон. Звоните.

Овечкин посмотрел на аппарат, потом снова перевел взгляд на хозяина.