Книга без переплета

Однако Михаил Анатольевич отказался. Он был искренне огорчен за Маэлиналь, ибо до последней минуты надеялся, что все как-нибудь да уладится, что тот же Босоногий колдун со всею своею мудростью отыщет способ преодолеть затруднения, связанные с политическими видами даморского принца на ее руку, и Маколей сможет жениться на ней, не нанеся никакого ущерба Данелойну. Но реальный исход дела казался ему ужасно несправедливым, и ликование Баламута, которое тому не удавалось скрыть до конца, было как-то даже неприятно Михаилу Анатольевичу. Он хотел бы утешить принцессу, но как? Маэлиналь немедленно удалилась в свои покои под предлогом головной боли и отослала Фирузу. Неизвестно, плакала ли она, запершись у себя, или же стоически переносила свое горе... Зато Фируза расплакалась откровенно, и Михаилу Анатольевичу пришлось утешать ее вместо принцессы.

Де Вайле так и сидела у камина и безучастно смотрела в огонь, словно презирая все людские страсти и горести. Баламуту ничего другого не оставалось, как напиться в одиночку, чем он было и занялся. И тут вещая птица неожиданно предложила ему свою компанию.

- Пей, друг Баламут, не бойся, - важно сказал чатури, увидев, с какой опаской тот нюхает налитое в серебряный кубок вино из запасов демона. - Это не иллюзия и не подделка, это натуральный и прекрасный дар виноградников Грузии. Хорас, даром что не мог чувствовать вкуса, играл только с дорогими игрушками. Пей и налей и мне... я не прикасался к вину вот уже двести лет!

- Не свалишься? - поинтересовался Доркин.

- Свалюсь. Ну и что?

И Баламут энергично взялся за дело.

- Только ты и способен разделить мою радость сегодня, прочувствованно сказал он, ставя еще один кубок перед чатури. - Так повеселимся же от души! Надеюсь, скоро я смогу угостить тебя во дворце моего короля - ты еще увидишь, как гуляют айры! Ах, дом родной...

Чатури вынул клюв из кубка, запрокинул головку, глотая вино, а затем громко вздохнул.

- Да, дом... двести лет я не был дома. Обещай мне, Баламут... я, конечно, последую за тобою всюду, ибо хоть ты и человек, а не собрат мой чатури, но именно ты дал мне впервые ощутить сладость дружеских уз, чего мне не доводилось знать прежде... так вот, обещай мне, что когда-нибудь мы с тобою позаимствуем у короля айров один из этих ваших Разрушителей Стен и навестим мой край, мою прекрасную родину!..

- Обещаю, - торжественно сказал Доркин. - Однако, по-моему, ты слишком быстро набираешься. Так не годится.

- Не годится, - согласился чатури. - Но так и есть. Через это я и погиб в свое время.

- Как это?

Чатури попытался зловеще заскрежетать клювом, но получилось лишь слабое щелканье.

- Хорас, этот негодяй... я ведь не рассказывал, как ему удалось меня поймать?

- Нет.

Баламут навострил уши.

- Так и удалось. И я ведь знал, знал этот старый, испытанный способ так испокон веков ловят и райских птиц, и жар-птиц... и все же я спустился с дерева, не в силах устоять перед соблазном попробовать отборной яровой пшеницы, вымоченной в вине. Думал успею удрать, прежде чем затянется сеть. Не успел.

- Бедняжка, - сказал Баламут, пораженный этим откровением. - Но хоть попробовал?

- Попробовал... С тех пор дал клятву не прикасаться к вину. Но сегодня такой день - удивительный день, скажу я тебе, Баламут! Я чувствую, сегодня боги будут говорить со мною. Они откроют мне какие-то тайны... и тайны эти суть велики...

- Тогда не пей больше, - забеспокоился Доркин. - А то еще не поймешь ничего или перепутаешь!

- Ни за что. Я слишком рад за тебя и твою... ик!.. принцессу. Пусть боги говорят - я готов!

Он действительно был готов. Баламут только досадливо щелкнул языком, когда буквально сразу после этих слов чатури опрокинулся на спинку, раскинул как попало свои великолепные крылья и захрапел прямо на столе, устремив к потолку разинутый клюв.

Впрочем, Баламуту и самому много не понадобилось. Очень скоро он почувствовал, что глаза начали слипаться, а пол утратил свою устойчивость. Кое-как совладав с непослушными ногами, он перенес чатури со стола на свою кровать, а сам отправился спать туда, где спал все время после изгнания Хораса - под дверь к принцессе Май. Там в уголочке у него было припасено два одеяла, одно из которых он стелил на пол, а другим укрывался, и так же он поступил и сейчас, хотя принцессу вроде бы не от кого было охранять. Особенно теперь, когда и царственного соперника не стало. И едва успев приклонить голову, Доркин заснул крепчайшим и сладчайшим сном, не предчувствуя более никаких бед, наконец-то счастливый...