И огонь в камине неожиданно загудел и располыхался вовсю. Фируза ахнула, а Михаил Анатольевич вытаращил глаза — в пламени, откуда ни возьмись, заплясал его старый знакомец, Пэк, и глаза саламандры горели ярче огня, а пасть была оскалена в зловещем подобии улыбки.
— Ну, здравствуйте, — сказал Пэк и чихнул еще раз.
Фируза взвизгнула, вскочила на ноги и попятилась, но наткнулась на кого-то позади себя, отчего едва не упала, и завизжала еще громче. Этот кто-то подхватил ее, и, повернувшись, обалдевший Михаил Анатольевич увидел перед собою еще и Ловчего. На всякий случай он тоже поспешно поднялся на ноги, не зная, чего ожидать от незваных гостей, ибо хорошо помнил, как они разозлились на него тогда, в лесу, из-за своей дурацкой игры.
— Приветствую тебя, Овечкин, — сухо сказал Ловчий.
Он аккуратно опустил Фирузу на стул и откинул капюшон своего брезентового плаща, обнажив кудлатую голову с туманным подобием лица. Испуганная девушка вскочила снова и бросилась к Овечкину, ища защиты у него за спиною.
— Не бойтесь, — сказал ей Михаил Анатольевич, не испытывая, впрочем, особой уверенности в том, что бояться нечего. — Это друзья. Я не успел о них рассказать. Здравствуйте! — спохватившись добавил он, обращаясь к гостям.
— Интересные у вас друзья, — дрогнувшим голосом сказала Фируза. И миф о ничтожности Овечкина развеялся с этой минуты в ее глазах окончательно.
— Не такие уж мы ему друзья! — сердито прокричал Пэк, раскачиваясь в огне. — Но мы не тронем его, красавица, не бойся, а уж тебя-то тем более. Не стой столбом, колдун, и закрой рот. Нас прислали помочь тебе, поэтому забудем старые споры!
— Отец Григорий! — догадался Овечкин и просиял. — Это он вас прислал?
— Кто же еще, — буркнул Ловчий, подтягивая к себе свободный стул и усаживаясь поближе к огню. — Ну и сырость тут у вас! Садись, колдун, поговорить надо. Разговор у нас будет совсем непростой…
— Прознал отец Григорий про твою беду, — начал было призрачный охотник, но его тут же перебил Пэк.
— Я, по правде сказать, не понимаю, чего ради он принимает такое участие в некоторых захудалых волшебниках, — пропищала саламандра. — Но принимает, и более того, заставляет принимать других…
— Помолчи, — сказал Ловчий. — Никто тебя не заставлял. Носи ты одежду, так я бы сказал, что ты чуть из штанов не выпрыгнул от радости, когда тебе предложили прогуляться.
— Да уж, тоска смертная — день и ночь сидеть на посту, — скривился Пэк. — Ладно, молчу. Однако должен заметить, что для прогулок я предпочел бы другое место. Только ради отшельника… Молчу, молчу.
Михаил Анатольевич невольно улыбнулся. Фируза, испуг которой сменился любопытством, притихла и жадно разглядывала удивительных гостей.
— Отцу Григорию ведомо многое, что сокрыто от других смертных, продолжил Ловчий. — И он велел передать тебе, Овечкин, что никто не сможет освободить тебя от заклятия. Ты обречен остаться здесь навсегда.
Лицо Михаила Анатольевича вытянулось, а Фируза нахмурилась. Этого они никак не ожидали. Помощь называется…
Ловчий же, выдержав паузу, задумчиво добавил:
— Есть только одна возможность. Если ты не испугаешься, конечно.
Овечкин снова оживился.
— Какая же?
— Ты должен отправиться в мир голодных духов, разыскать Хораса и попросить его освободить тебя от заклятия. Потому что сделать это может только он.
Ловчий выговорил все это таким обыденным тоном, что Овечкин не сразу понял, о чем идет речь, и только нервно хихикнул.
— Да что вы?
— Из этого мира ты можешь перейти в мир Хораса, поскольку вас связывает заклятие, — пояснил Ловчий.
— Это понятно, — машинально сказал Овечкин, все еще не до конца понимая. — Вы это всерьез говорите? Попросить Хораса? Да он убьет меня, как только увидит! Если по дороге меня не съедят остальные… голодные духи.
Он снова нервно хихикнул. Хотя на самом деле ему было вовсе не до смеха. Против воли при звуке этого имени в памяти его всплыло видение последний взгляд демона, глаза в глаза, исполненный неземной ненависти и тоски, и Михаил Анатольевич похолодел с головы до пят, и волосы шевельнулись у него на затылке.
— Мы будем сопровождать и охранять тебя, — сказал Ловчий. — Для того и посланы.
— А что касается меня, — встрял Пэк, высунувшись из огня, — то я лучше паду в одночасье от руки заклятого врага, чем стану тыщу лет дожидаться смерти в таком болоте.
Он снова звонко чихнул, и Михаил Анатольевич очнулся от своего видения. Обвел взглядом комнату — красно-кирпичные угрюмые стены, решетки на окнах, каменный пол. В камине плясала саламандра, на стуле небрежно развалился призрачный охотник без лица. Фируза пыталась поймать взгляд Овечкина, и глаза у нее были испуганные… Голова у него слегка закружилась.
— Значит, только так, — сказал он, не слыша собственного голоса. — И никакой другой возможности нет?