Книга чародеяний

Именно по этой причине время обеда в доме Росицких всегда было идиллическим. С удовольствием чавкали дети, зачерпывая ложкой ещё и ещё и брызгая на кота. Чинно трескали дети постарше, впрочем, тоже норовя капнуть друг другу на колени. Пан Росицкий убедился, что супруга занята нежным воспитанием отпрысков («Неправильно ложку держишь, Катка! Чтобы попасть в брата, нужно наклонить её вот так…»), и позволил себе крепко задуматься, прихлёбывая свою порцию супа. Их ведь не для того созвали, чтобы поделиться достижениями человечества, вовсе нет… Пан Росицкий вернулся с общечародейского собрания в смешанных чувствах. Услышанное ему одновременно нравилось и нет. Нравилось — потому что в кои-то веки старейшины и представители стран предложили хорошую идею не полвека спустя, а сразу после того, как обнаружилась проблема. Не нравилось — потому что… да мало ли, что может из этого выйти? Опасно.

Пан Росицкий задумчиво отправил ложку в рот и принялся рассматривать детей — исподтишка, как ему казалось. Девочки, очевидно, слишком малы — даже не доросли до шабаша, а вот сыновья… Корнель старше. С другой стороны, он уже занят, а Милош бездельничает. Но у Корнеля больше опыта, только он слишком правильный, а если придётся действовать не по шаблону? Нет, если бы была возможность — пан Росицкий вызвался бы сам, но ему не позволял возраст и некоторые трения в посольской среде. Конечно, непримиримых врагов у него не было, но он лицо слишком известное и не очень молодое, чтобы участвовать в подобных затеях. Трудное решение, очень трудное…

— Пап, — подал голос Милош. — Ты чего на нас так уставился?

— Папа ест ложку, — хихикнула Хана. — Вкусно?

Пан Росицкий смутился и отложил ложку. Он, конечно, всё это время просидел с нею во рту, неприкрыто разглядывая своих потомков, но в глубине души посол был сыщиком, вот ему и казалось, что его никто не видит. Во всяком случае, не видит с ложкой во рту.

— Милош или Корнелик? — ляпнул он прежде, чем подумал. И началось…

Каждый член семьи подумал о своём. Разумеется, никто не стал переспрашивать, что имел в виду отец. Милош указал на Корнеля, Корнель — на Милоша, Катка тоже на Милоша, потому что любила его больше, а пани Росицкая — на Корнеля, исключительно ради равновесия (и потому что была его очередь убираться в гостиной). Хана не растерялась и, задорно стуча ложкой по краю тарелки, поочерёдно выкрикивала имена обоих братьев: её не интересовали правила игры, ей просто было весело.

Когда гомон немного утих, первым одумался Корнель, подтверждая свои лучшие качества:

— «Милош или Корнелик» что?

— А какая тебе разница? — хмыкнул Милош, демонстрируя своё умение не зависеть от обстоятельств. — Слишком много вопросов задаёшь.

— Я, — нахохлился Корнель, — задаю правильные вопросы. А ты не задаёшь вообще никаких.

— Корнелик, ты дурак или у тебя беда со слухом? Я же сейчас спросил: какая тебе разница? А сейчас — видишь, уже три вопроса!

— Вопросы нельзя видеть, — пошёл в контратаку старший, — только слышать или задавать.

Милош пулей вылетел из комнаты и вернулся с листом бумаги, на котором размашисто набросал все озвученные вопросы, сопроводив сей перечень карикатурным Корнеликом. За столом воцарилась неловкая тишина.

Пан Росицкий смотрел и думал. Конечно, логичнее отправить старшего, он лучше справится. С другой стороны, один такой логичный будет точно, да и куда девать Милоша? Если тот прознает, что брату перепало что-то интересное, а ему — нет, вой поднимется такой, что Влтава выйдет из берегов. Но это ведь неправильно — решать «от противного»! Нужно как следует подумать.

— Нужно как следует подумать, — озвучил отцовскую мысль Корнель. На карикатуру он подчёркнуто не смотрел, но уши горели показательно. — Видимо, отец говорит о чём-то серьёзном. Ты, Милош…

— Чего тут думать? — легкомысленно перебил Милош. — Мне вот кажется, что он о чём-то срочном, и пока ты, Корнелик, будешь думать… Влтава пересохнет.

— Влтава пересохнет! — взвизгнула Катка, восхищённая фантазией любимого брата. — О нет!

— О нет! — возликовала Хана. — Мы умрём от голода!

— Тихо! — улыбнулась мама. Наконец-то на кухне запахло серьёзным разговором.

Как любая другая воспитанная ведьма, пани Росицкая вела себя прилично почти все дни в году: образцовая супруга, хорошая мать и просто милая женщина, она поддерживала отношения с соседями, одевала-умывала детей и покупала соль, в общем, всё, что должно было быть сделано в доме, делалось в срок. Никакие колдовские занятия не могли поколебать прекрасный образ пани Росицкой: кого бы она ни заговаривала, на кого бы ни насылала порчу и какое бы страшное зелье ни мешала, всё делалось с вежливой, почти кроткой улыбкой и безупречными манерами. Тем не менее, любой, в чьём роду есть ведьма, не мог обмануться её поведением.