Книга чародеяний

— Конечно, — Жозефина выпрямилась сама, так и не приняв руки, но в её глазах уже не было ни отторжения, ни страха. Вот жадность до сплетен — была, и ещё какая! Н-да, значит, просчёт: Адель хотела надавить на жалость, а вызвала бурю на свою голову. То есть, не совсем на свою, но в данный момент это не имело значения.

С рынка они шли под руку, как закадычные подруги. Жозефина передвигалась медленнее — ужасно устала на смене, как все они. Адель стало совестно, но она ничего не могла с этим поделать. Все выживали как могли, а на раздухарившиеся фабрики, заводы и мастерские тащили всех, кого могли, и женщин, и детей. Шелка делали своё дело, значит, рабочие будут шить шелка. Железные дороги идут в гору? Значит, рабочие будут класть рельсы… Нет, по-человечески Жозефину жаль, но что б ей не придержать в тот раз язык! Авось бы и не случилось ничего, что приходится исправлять теперь.

— Дорогая моя, — Жозефина тоже отлично вжилась в роль. Уже и не скажешь, что эта женщина, кривя рот в уродливом крике, роняла инструменты и вопила «ведьма!». — Дорогая Адель… Вы обещали рассказать мне о себе. Конечно, я не настаиваю, если воспоминания причиняют боль. Я и сама потеряла мужа…

Адель низко опустила голову, чтобы не показывать лица. «Дорогая Адель» — это в рамочку да на полку, а мужа она не теряла, вовсе нет. Бурю на голову этой Жозефине! И что теперь делать? Оставалось только каяться, подбрасывая слушательнице полуправду. За правду её никто по головке не погладит, это Адель знала точно.

— Мы с моим бедным братом — быть может, вы с ним встречались — провели всё детство без родителей, — с тяжким вздохом, словно ей было больно вспоминать, начала Адель. Не без того, и всё же она намеревалась лгать. — Дело в том, что нашего отца преследовали… по политическим соображениям. Если вы понимаете меня, Жозефина…

— Можно просто «Жози», — заверила слушательница. Через какое-то время до неё, вероятно, дошло. — Вы хотите сказать… когда же это было?

— Мой несчастный отец был предан императору, — шепнула Адель. Новоявленная Жози с выражением полного понимания на лице закивала головой. — В годы нашего детства это считалось преступлением. Он был вынужден бежать, забрав всю семью вместе с собой, и скрываться там, где нет солнечного света и тепла.

— Господь милостивый, какой ужас! — воскликнула Жозефина, подняв глаза к небу. Адель неумело перекрестилась вслед за ней, скорее, махнула рукой в нужном направлении, и продолжила плести:

— Понятное дело, что мы с братом не могли вырасти здоровыми и красивыми. Всё детство в бегах, вечно недоедали, вечно недосыпали… Понимаю, вам это может показаться смешным — каждый второй из наших знакомых сейчас живёт так. Но для нас всё рухнуло в одночасье, и стало так, как стало.

Адель пришлось выдержать трагическую паузу. За это время Жози наохалась всласть, уверяя, что она всё понимает, и готовя уши для новых сведений, а сама Адель переваривала сказанный ею же бред. Главное — не забыть, что отец теперь — беглый бонапартист. Отцу-то уже всё равно, а вот им с… братом… не очень.

— Конечно, я видела твоего брата. Бедняжка, такой чахоточный мальчик…

От удара корзинкой по голове Жози спасло лишь то, что Адель держала себя в руках: привычка, выработанная годами жизни в обществе, заставила её улыбнуться, хотя гримаса сострадания и жалости больше смахивала на дьявольскую рожу, какой её рисуют в церковных книгах. Чахоточный мальчик!.. Да чтоб тебя, дохлая ты треска, воняющая тухлой капустой! Чтобы успокоиться, Адель покрепче вцепилась пальцами в ручку корзины, и мысленно посчитала шаги до дома. Шагов триста, она справится.

— И вы совсем одни, — затянула старую песню Жози. То есть, для неё, несомненно, новую. — Ты вынуждена работать так рано… нет, неправильно это всё…

— Арман делает, что может, — о да, это было сущей правдой. — И я должна всеми силами ему помогать. У нас есть крыша над головой, и мы есть друг у друга — чего ещё желать? Тяжело, конечно, трудиться от восхода до заката, но в этом мы ничем не отличаемся от прочих.

— Неправда, — покачала головой удручённая Жози. — Вы такие одиночки! Живёте на отшибе со своей страшной собакой, мы-то хоть с детками друг другу греем дом… — Адель поняла, что сейчас услышит, и мысленно поёжилась. Только этого не хватало. — Дорогая, ты должна выйти замуж, — решительно объявила Жозефина. — Я понимаю, что с твоей внешностью это будет тяжело, но я обязательно подыщу для тебя…

Адель почувствовала, как на этих словах над её головой собирается гроза. Только не это! Если Жози ухватится за идею замужества, всем несдобровать. Перебив её на полуслове, страдалица с тяжёлой внешностью возразила:

— Не стоит, дорогая Жози! Это тоже тайна, но я…

— Сколько тайн, моя дорогая, сколько тайн! Скажи же мне…

— У меня есть жених, — приятно улыбнулась Адель. — Мы только ждём подходящего случая.

— Ах вот как… Я за вас рада, — искренности в голосе Жози было ноль. Ясное дело, она хотела втравить в дельце своего племянника. Подслеповатый, толстый и, по всей видимости, тупой, парень даже не представлял, что только что заново родился.