Книга чародеяний

— Спасибо, — Адель предпочла не заметить сухости её тона. — Так что же, вы проводили меня, это так мило… Жози, я могу быть спокойна за свои тайны? Вы ведь никому не расскажете?

— Ах, — не нашлась с ответом Жозефина и схватила её за руки. Адель опустила глаза: руки женщины средних лет — поверх ручек женщины помоложе, но и те, и другие со следами нелёгкого машинного труда. Ещё и ожоги… — Ах, — повторила Жози, и стало ясно, что на следующее утро вся шелкопрядильная фабрика будет в курсе про отца-бонапартиста, детишек-беглецов и загадочного жениха. — Конечно, не скажу.

Адель удовлетворённо кивнула. Эта легенда её полностью устраивала, осталось уточнить главное. К счастью, Жозефина помнила, с чего всё началось, и догадалась сама.

— Простите меня, — пробормотала она, кажется, от сердца. — Эта история тронула мне душу. Простите мне тот выкрик, если сможете. Конечно, у нас уже не дикие времена, и по одному нелепому обвинению не бросают в тюрьмы… То есть, бросают, но не за это… — Адель терпеливо слушала, хотя, казалось, она вот-вот взорвётся. — Дорогая моя, примите мои извинения, я называла вас ведьмой. Я была несправедлива.

— Я не виню вас, — уверила Адель. Ей хотелось только одного: избавиться от Жозефины и её капустного запаха. — И вы теперь знаете правду, значит, не будете винить меня. Я никак не могу исправить то, как выгляжу, и, боюсь, резкость моего характера смягчит только муж… когда появится в моей жизни прочнее, чем он есть сейчас. Но я боюсь, Жози. Вас слышала не только я.

— Я обещаю, — вскинула голову Жозефина, — никто больше при вас этого слова не скажет!

Конечно, нет. Все будут говорить о монархических качелях, уже привычных французам в те десятилетия, о загадочных катакомбах, где ютились бедные дети, и о женихе, которого никто и никогда не видел не то что на Круа-Руссе — в окрестностях Лиона вплоть до Альп. Ну и отлично, это почти обычная история в наши дни, главное — никаких ведьм! Если бы на фабрике сообразили, что это правда, кто знает, чем бы кончилась для брата и сестры стоянка в предместье Лиона. Жози говорит, сейчас по обвинению в колдовстве в тюрьму не бросают. Прабабушке тоже так говорили…

Адель с облегчением выдохнула, когда новая подруга скрылась за углом, и толкнула калитку. У них был разбит небольшой садик, в котором за пышными кустами прорастали некоторые целебные травы, не всегда разрешённые властями города. Конура пустовала — наверное, Мельхиор на прогулке или в доме, он всегда возвращается, бояться нечего. Противный туман с запахом сырой реки словно налип на стены, скрадывая их цвет, и только окна тускло блестели, откликаясь на зов первых зажжённых фонарей. Адель открыла скрипучую дверь, поставила корзину на тумбочку, подняла глаза и столкнулась со взглядом, полным ледяной ярости.

Напротив стояла настоящая Адель Гёльди.

— Арман, — голосом сестры можно было убивать. Впрочем, иногда она так и поступала. — Что. Ты. Делал?

Адель, что шла от рынка с Жозефиной, тяжело вздохнула и провела ладонью по лицу: чары начали спадать.

— Исправлял твои ошибки, — огрызнулся Арман, снимая женские туфли. — Сейчас объясню, но сначала мне надо умыться.

***

Настоящая Адель стояла у стены, скрестив руки и плотно сжав губы, и смотрела, как её братец-оборотень медленно превращается в себя. Арман тщательно умывался, склонившись над широкой плоской чашей, периодически ворча, когда вода попадала ему в глаза. Постепенно черты бледного лица становились геометричнее, утолщались надбровные дуги, а вот и причёска легла так, как носил её брат. Завершив возвращение в себя, Арман разогнулся — взъерошенный и мокрый, он был бы милым, если б не лез в чужие дела!

— Всё?

— Нос, — указала Адель. Братец вздохнул и потёр заговорённой водой переносицу, чтобы та перестала напоминать сестринскую, более тонкую и изящную. — Теперь всё, если ты, конечно, не останешься в моём платье до конца дней своих.

— Забирай на здоровье… — платье он предусмотрительно расстегнул, чтобы не разошлось по швам, и теперь спокойно выбрался и переоделся. Адель подавила вспышку гнева: по этим слаженным движениям и отработанной схеме просто очевидно, что Арман не в первый раз изображает сестру. Конечно, она об этом знала… обычно. Сегодня вот был сюрприз. — Ну, что? — Арман сидел за столом, гоняя пустой стакан и ища глазами Мельхиора. — Ты ждёшь, что я извиняться буду? Адель, сейчас не время ссориться ни с соседями, ни с рабочими, ни с кем! Мы только прижились, и ты хочешь опять заниматься поддельными документами? Опять искать дом, в котором по счастливой случайности умерли владельцы, и сочинять новую историю?

Адель пришлось промолчать — в последний раз всем этим занимался он. Арман не жаловался, они оба знали, что общаться с людьми стоит исключительно ему. Несмотря на то, что братец выглядел так же загробно, как сама Адель, к нему тянулись. Потому что он был мужчиной! Бледный, загадочный и таинственный, он воскрешал в памяти только легенды о вампирах, а на вампиров больше не охотились. Вот ведьмы, те будоражили умы до сих пор… Кому об этом знать, как не Гёльди.