Книга чародеяний

Оставив обалдевшего колдуна, Милош ещё немного осмотрелся и остыл. В конце концов, ему здесь не свадьбу играть… Помахивая тросточкой, он прошёлся по картинной галерее, заглянул в несколько открытых комнат — там тоже висели портреты бывших хозяев, два пейзажа и полтора Наполеона Бонапарта, а также какие-то Капетинги. Всех собрали. Судя по направлению движения разрозненной толпы, чародеи с разных уголков Европы ползли в сторону того самого просвета, который Милош разглядел ещё из дома. Алый ковёр тянулся к нужным дверям пролитым компотом и будто приглашал по себе пройти. Не склонный грубо отвергать столь очевидные приглашения, Милош прошёл.

Пора было перестраиваться на латынь — это он понял, безнадёжно пытаясь поздороваться с несколькими физиономиями разной национальности на чём-то своём. В отличие от большинства населения Европы, колдуны привычку не отринули: им было более чем удобно говорить на общем языке, тем более что немалая часть магических — настоящих магических — трактатов была написана по-латински, а разброс чародейских семей по стремительно отделяющимся друг от друга территориям потрясал своим масштабом. В Праге Милош тесно общался с компанией людей, которые ратовали за сохранение национальности и всего чешского вопреки воле чуждых императоров: он их поддерживал и прекрасно понимал, да и чешский такой милый, но в нынешнее время магам не пристало отдаляться и цепляться за свои новые корни. Старые, берущие начало задолго до какого-то там христианства, всё равно крепче.

Только вот здесь и сейчас единства между магами не наблюдалось: все позабыли об угрозе исчезновения волшебства и занимались своими привычными делами, а именно — выясняли отношения. Милошу тут же захотелось влезть в эпицентр скандала, но он сдержался. Пани Росицкая приучила сыновей, что не стоит никуда влезать, когда разговаривают женщины…

Женский разговор и впрямь был страшен. Проделав себе путь через толпу, Милош вежливо стукнул тросточкой по полу рядом с молодым человеком в шляпе, который тоже опирался на трость; тот не ответил, поглощённый зрелищем. Его можно было понять. В центре зала стояли три ведьмы, и причина конфликта между ними была ясна, в отличие от расстановки сил. Одна — девица с симпатичным лицом, но очень жидкими косичками; вторая — крепкая, высокая и с одной толстенной косой из соломенных волос, которой определённо можно было придушить человека; третья — напротив них, худая, бледная и с ног до головы в чёрном. Милошу понравились её волосы: короткие, как не принято у ведьм, зато такие пышные, что страшно представить, сколько в них сокрыто силы. А если отрастит… наверное, миру конец.

Милош убедился, что первые две стоят вместе против третьей, и удовлетворённо кивнул. Мама могла гордиться сыном: он очень быстро нашёл правнучку Гёльди. В самом деле, почему б ещё они ощерились на очевидно сильную ведьму?

— Я же извинилась! — у той, что с хилыми косами, оказался высокий голос. Крепкая блондинка вторила почти басом:

— Она извинилась, и, я клянусь древним духом, это было искренне.

— Ты-то здесь при чём? — нахально переспросила третья. — Я вообще-то не с тобой разговариваю. Хотя о чём мне говорить с обладательницей таких волос, даже не представляю…

Оскорбление было ниже пояса, и девица расплакалась, впрочем, особого снисхождения у публики она не обнаружила: только защитница — подруга, наверное — приобняла её за плечи и сурово посмотрела на Гёльди. Та только вздёрнула подбородок ещё выше, словно на неё продолжали нападать. Сосед Милоша нетерпеливо постукивал тростью. Увы, волосы всегда были лицом ведьмы, если они густые — магия сильна, если же нет… В самом деле, что эта девчушка забыла здесь? Её тоже пригласили? Чья-то родственница, не иначе, но это было жестоко!

— Не плачь, Лау, — через гул людской болтовни донёсся низкий голос: обладательница роскошной косы и не думала его понижать. Сощурив один глаз, Милош пригляделся и признал в ней Барбару Краус — кажется, так звали этот клан баварских ведьм. Не прошли даром мамины сказки на ночь! — У неё есть хорошие волосы, но совсем нет сердца.

— Ох, — пробормотал сосед Милоша и снова выдал тростью такую дробь, что Милошу стало жалко пол.

— Ах, ну ещё бы, — ядовито бросила правнучка Гёльди, прежде чем развернуться и пойти прочь, — у меня его вырвали после рождения, и я его съела.

Сосед застонал и прикрыл глаза. Милош повернул голову: бледный как смерть человек казался бы его ровесником, не будь он так пугающе похож на труп.

— Вам нехорошо? — поинтересовался Милош, впрочем, уже догадываясь кое о чём. — Можем пойти присесть.

— Спасибо, присесть тут не поможет, — ответил тот, не открывая глаз. Разгневанная ведьма, к одновременному ужасу и восхищению Милоша, направлялась прямо к ним. — Проклятое пламя… может, если я закрою глаза, она уйдёт…

— Арман! — ведьма разогналась так, что едва не врезалась в своего брата — о, определённо брата, вблизи они оказались похожи как две капли воды. — Ты слышал этих… этих нахалок?! Я же говорила, мне здесь не место…