Книга чародеяний

Переменчивое настроение Катаржина унаследовала от матери. Только что она чуть не плакала, а теперь успокоилась и вприпрыжку помчалась в коридор играть с котами. Милош не завидовал брату: на нём и так любили «практиковаться» девочки, поскольку Корнель оказался восприимчив ко всякого рода заговорам и очень удобен по части уговоров («да, да, забирай мою прядь волос, только отстань уже»), а теперь его и защитить некому. Не то чтобы Милош часто вставал на защиту брата, но остаться почти наедине с тремя женщинами этого дома — экстренная ситуация. Что ж, остаётся надеяться, что великий дипломат справится и не поседеет раньше срока.

Может показаться, что в семье Росицких к старшему сыну относились чересчур насмешливо или даже жестоко, но это не так. Единственный случай, когда девчонки перестарались, произошёл на излёте школьных годков Милоша: Хана ещё училась ползать, а Катка уже сплетала неплохих кукол из старых маминых ниток. Так вышло, что в пряжу забился волос Корнеля, упавший с его головы в ванной комнате и проделавший долгий путь через весь дом. Чудом этот волосок не смешался с кошачьей шерстью и, как итог, попал в куколку, которую смастерила Катаржина. Девочка не заметила этого, а потом — о, что началось потом! Надо же было так сложиться звёздам, что именно в этот день Катку обидели соседские мальчишки, и она со злости наслала на безымянную и безликую куклу порчу! Сделала она это неумело, но со взрослой силой, и бедный Корнель слёг с жуткой головной болью, проклиная всех и вся.

Правду из Катки выудили довольно скоро: Милош это и сделал, заподозрив в пряже хитросплетение чужих волос (он всегда этого боялся, исходя из количества котов в доме). Сестрёнка разрыдалась так громко, что Корнель простил её только ради того, чтобы она заткнулась, а потом уже простил по-настоящему, так что искренней вражды между ними не было. Пани Росицкая вылечила старшему сыну голову и заодно показала дочке, как обращаться с обратным заговором, а Катаржина ещё месяц не притрагивалась к клубкам шерсти; Корнель ворчал всего два дня, и то потому, что сие происшествие отсрочило его собеседование в чародейское посольство. Всё кончилось мирно и обратилось шуткой, как и любая другая печальная ситуация в семействе Росицких, не считая смерти прабабушки.

— О чём задумался?

— О делах семейных, — отозвался Милош, доедая кашу и одновременно прихлёбывая чай. Они с мамой остались вдвоём на кухне: девчонки увлечённо мяукали в коридоре, подражая котам и голода не испытывая, отец пока не вставал, а Корнеля уже дома не было. Несмотря на репутацию пани Росицкой и неизбежные ведьминские странности, Милош чувствовал себя с ней уютно — про него иногда шутили, что он и сам своего рода ведьма, только скрывается. Поскольку в магической части человечества сравнение с женщиной оскорбительным не было, скорей наоборот, Милош им гордился, как гордился в своё время папа, взявший фамилию своей супруги. — А ты?

— О тебе, — пани протянула руку и накрыла ею пальцы Милоша, нервно барабанившие по столу. — Не волнуйся так, сам же вызвался.

— Не волнуюсь я, — буркнул Милош, с осуждением косясь на пальцы. — Это они сами. Катка варила кашу? Оно и видно — смотри, смотри, начались судороги! Я умру, не достигнув ничего, и…

— Хватит играть в циркача, — ласково, но с нотками угрозы сказала мама. — Это самая обычная каша, а вот ты переживаешь.

— Ерунда. Ты же знаешь, я как только окажусь в центре внимания — сразу почувствую себя лучше.

— Знаю. Только, Милош, не вздумай в очередной раз рассказывать свою невменяемую байку про то, как я тебя рожала, — пани Росицкая при должной подготовке и при наличии соответствующих ингредиентов для зелья могла читать мысли, но сейчас этого не требовалось: мало кто в колдовской части Праги не знал байку Милоша. — Во-первых, это не совсем правда, во-вторых — все уже её слышали сотню раз.

— По обстоятельствам, — уклонился от ответа Милош. — Лучше расскажи мне снова про пули. Заговаривать лучше на ночь, это я понял, что-нибудь ещё?

Их прервали почти сразу же: пани не успела договорить и слога «пу». Взволнованный топот с лестницы, перемежающийся охами, вздохами и сдержанной руганью на разлёгшихся котов, намекал на приближение отца.

— Милош! — пан Росицкий возник на пороге кухни в домашнем халате и неизменном монокле. Чтобы едва проснувшийся родитель не почувствовал себя оскорблённым, Милош развернулся всем телом на стуле — не затылком же его встречать. — Ты опоздаешь! Доедай скорее, я дам тебе нужный ключ.

— В общем, ты и без пуль справишься, — полушёпотом, чтобы не слышал нервный супруг, завершила мать. — И я не думаю, что вам придётся драться уже сегодня, если вообще придётся. Сегодня смотри на людей. Я слышала, они хотели пригласить потомков Гёльди, об этом говорили на рынке подержанных котлов…