Милош выбрался из-за плечистого немца, и у Армана опять закололо сердце – поди пойми, отчего. Таких совпадений не бывает! От своего первого выхода в свет Арман-Хартманн ждал чего угодно, но не того, что Милош сам подойдёт к нему. Друг должен был шарахаться от немцев, в идеале прицепиться к своему отцу или любому другому безопасному колдуну, а выбрал прусского посла, который мало того что немец, ещё и был у них на подозрении… Проклятое пламя, этого Арман никак объяснить не мог, но, похоже, сам Милош ничего пока не заметил. Не почувствовал. Мог ли? Не поможет ли ему в этом ведьминская кровь? Пока неважно… Теперь оборотню предстояло решить, безопасно ли продолжать это общение. Хартманн, когда узнает, может подумать, что Арман пытается выдать его, и тогда Милошу несдобровать – уж лучше сжать зубы и нагрубить ему раз и навсегда, чтобы не подходил близко… Проблема в том, что настоящий Хартманн не стал бы так делать. Они с Милошем вполне могли бы поддерживать дружескую беседу без особого труда, и это угнетало оказавшегося меж двух огней Армана.
– Что скажете? – с любопытством спросил старейшина.
– А что вы хотите услышать? – поинтересовался Милош. Кто-то засмеялся, другие неодобрительно покачали головами. – Она меня не отталкивает, если вы об этом. Но находиться рядом с книгой в её нынешнем состоянии подолгу я бы не желал.
– Вы и не будете, – успокоил старейшина. – Стражникам замка Эльц мы предоставим сменный график. Часть из вас будет стеречь книгу, часть – сопровождать гостей, часть – отдыхать, и так по кругу.
Милош вернулся в строй, и его волосы напоследок блеснули материнской рыжиной. Арман постарался избавиться от ноющего чувства в груди: как бы он ни мечтал о новой встрече с друзьями, в таком раскладе она его категорически не устраивала. Ещё и Берингар здесь, временно превратившийся во врага… Арман знал, что не забудет об этом, главное, чтобы ничего не заподозрили извне.
За последний месяц осени он успел смириться с тяжестью предстоящей работы. Мысль о том, чтобы перехитрить Хартманна и отобрать у него книгу, захватила Армана целиком; для этого нужно играть максимально честно, и он играл, выполняя все инструкции господина посла. Пришлось отринуть всё, чем он прежде жил, разыграть болезнь и свой отъезд на лечебные воды: вряд ли его станут искать далеко на юге. Месяц с лишним Арман потратил на то, чтобы прочесть несколько раз мемуары Роберта, переписки, исторические трактаты, чужие дневники; они встречались ещё дважды или трижды, чтобы скорректировать свои планы, и тогда господин посол рассказывал ему то, что знал только он – о друзьях и врагах, о привычках, о любимых присказках, о том, что бы он ни в коем случае не сказал и не сделал. Через зеркала они наблюдали за людьми, которых Арман прежде не знал, а теперь должен был узнавать в лицо, изучали портреты, бродили по дому, запоминая каждый уголок, каждый предмет мебели. Третья ступенька снизу скрипит. У статуэтки слона размером с ладошку ребёнка сломано ухо. Любимое блюдо домоправителя Эдварда – лабскаус.
Хартманну это тоже было несложно, ведь он, по собственному признанию, и прежде играл роль. Какая разница, кто теперь на сцене, он сам или оборотень в его обличье? Пожалуй, сокровенным в этом человеке осталось лишь его детство и юность, но теперь Арману принадлежали и они. Когда враг настолько вкладывается в дело, безжалостно выставляя напоказ все свои слабости, тяжело его недооценивать, и оборотень старался изо всех сил, стараясь не терять из виду своей главной цели.
Врать друзьям оказалось совсем нетрудно, и в моменты отдыха Арман ненавидел себя за это, но не отступал: у страха глаза велики, и он понимал, что мог преувеличить потенциальную опасность, однако скрытность обеспечивала успех. Он не оставил никаких намёков в письмах для Адель и Милоша, попросил их не беспокоиться и всё такое, а послание для Лауры и записка для Шарлотты были такими же, как всегда, разве что с извинением за то, что он пропадёт на какое-то время. Арман вовсе не хотел разрывать отношения с Лоттой, к счастью, та и сама оказалась занята – извинялась в нескольких абзацах, что собралась в очередную экспедицию с горными ведьмами и вряд ли сможет навещать Мельхиора. Адель обещала позаботиться о собаке, и, поскольку сестра не очень складно выражала свои мысли на письме, Арман так и не понял, что она в самом деле думает, подозревает ли…
– А как же хранение и владение? – проскрипел Хольцер. Арман-Хартманн очень естественно вздрогнул. – Как же мы должны будем её хранить, если она излучает что-то нехорошее?
– У могущества в чистом виде нет категорий хорошего или плохого, светлого или тёмного, – подал голос Берингар. – То же касается книги чародеяний. Вероятно, её настроение будет зависеть от владельца, но пока это лишь предположение.
– По этой причине мы и советуем менять тайник, – вмешалась старейшина со скрипучим голосом. – Мороки с этим, конечно, не оберёшься, но всяко удобнее…
– Ничего удобного! – завёлся Хольцер. – И ничего безопасного! Зря мы это затеяли!