Книга чародеяний

– Она мне никогда не доверяла, не берите в голову, – отмахнулся Хартманн. – Впрочем, её мнение не имеет такого веса, как её могучее тело. Разве что порчу нашлёт, но это не за один день делается… А вот Джеймс меня приятно удивил. Это правда, что он сам предложил мою кандидатуру? Чудеса, не иначе!

– Правда. Мадам дю Белле открыто намекает на совместное владение, – Армана осенило только что, и он вдруг понял, что означала несвойственная Вивиан гибкость. – Книгу она уступать не хочет, но слишком ценит вашу безопасность.

«Ценит», как же… Мадам влюблена, даже если сама этого не понимает. Сообщница, старая подруга и соперница смотрела на него такими глазами, когда никто другой не видел… Арман уже признал свою слепоту в делах любовных, но здесь был готов побиться об заклад.

– Весьма тронут, но нет, – неозвученное признание не составило для Хартманна никакого интереса. – Разумеется, потом я отплачу ей за поддержку на этом, гм, этапе… Но вы не обманывайтесь, друг мой, не обманывайтесь. Что бы вы там ни углядели между мной и Вивиан, никто из нас не допустил бы такой оплошности и не стал делиться. Ещё чего, – хмыкнул он еле слышно и сцепил пальцы. – Ах, Вивиан… всё бы тебе простил, тебе, да не Франции.

– Господин посол, вы не ответили о сроках.

– Как можно скорее, вот ваши сроки. Не испытывайте моё терпение.

Сейчас Роберт Хартманн как никогда в жизни напоминал своего отца, но он не мог этого видеть, а Арман не мог этого знать. Точно так же покойный Людвиг смотрел на своего сына в ожидании, что тот сделает невозможное и в одночасье превратится в великого стрелка, талантливого полководца или хотя бы посредственного предсказателя, чтобы занять пост военного советника при короле.

В здравом уме Арман никогда бы этого не сделал, но его сознание подточила постоянная бдительность, а тело и вовсе стремительно утрачивало контроль; теперь до той стойкости, которую он проявил осенью в берлинском доме Хартманна, было как до луны. Он спросил, борясь с отчаянием:

– Кто пострадает? Скажите, я всё сделаю…

Хартманн улыбнулся. Искренне – на сей раз он был доволен если не Арманом, то собой.

– Не скажу. Это сюрприз. Поверьте мне, вы очень удивитесь!

Арман проснулся на полу, дрожа от холода. Спина болела, болело вообще всё, и всё равно лучше кошмарная явь, чем такой явственный кошмар. Кое-как поднявшись, он прошёлся по комнате, сверился с часами, раскопал свежую одежду, достал зеркало. Убрал. Они уже беседовали сегодня. Если понадобится, пришлёт своего Готфрида… В комнате не было никаких следов чужого присутствия: наверное, следы присутствия во сне не нашёл бы даже Берингар.

Делать было нечего – Арман приступил к обращению. Он умывался, привычно вылепляя на себе чужое лицо, чувствуя, как искажается, меняясь, тело, и напряжённо думал о новой угрозе Хартманна. К мысли, что с этим пора кончать и книга должна перейти в собственность как можно скорее, они с послом пришли в один день. А вот то, как он собрался подгонять Армана… Наверняка это будет новый плен, новая смерть. Хартманн считает, что удивит его. Какие варианты очевидны? Адель, Милош, возможно, Лотта – последнюю защищало то, что она не жила в доме Армана, есть шанс, что посол проглядел её… Если б у Армана была семья, он бы сходил с ума от страха за них, но семьи не было. Значит, неочевидное. Берингар? Их отношения вряд ли выглядят дружескими со стороны, но Берингар в окружении старейшин и здесь полно охраны… Если посмотреть вне замка Эльц, там Росицкие, там прекрасная пани Хелена… Арман зашёл в тупик, начав перебирать одноразовые знакомства. Беда в том, что он хорошо относился ко многим, да и любое живое существо ему было бы жаль, особенно пострадай оно за Армана. Не Мельхиор же! Пёс должен сидеть под замком в доме Клозе.

Что-то пошло не так. Арман поднял глаза и увидел в зеркале знакомое лицо, но в следующий миг черты Роберта исказились, и на оборотня снова смотрел он сам. Плохо заговорил воду? Исключено. Недостаточно сосредоточился? А вот это да… Арман повторил процедуру с нуля, запретив себе думать об угрозе, и столкнулся с тем, что физически не может ничего сделать: на каждую попытку изменить внешность тело реагировало бурным сопротивлением.

Он снова поднёс окаменевшие, будто свинцом налитые руки к лицу, но сил едва хватало на то, чтобы сделать один вялый мазок по лбу. Вода стекала с кончика носа. Перед глазами помутилось, и Арман сжал зубы, пытаясь хоть как-то заставить себя взбодриться. Ничего не вышло: он слишком устал и не мог колдовать.