Книга чародеяний

Только вот усталости в его случае не осталось места. Арман бы и пожалел себя, но на кону стояла чья-то жизнь, чужая жизнь, он даже не знал, кто именно пострадает на этот раз; ему самому больше всего на свете хотелось довести дело до конца, уже плевать, в чью пользу, он в это ввязался – его не отпустят, надо просто взять книгу… взять её в руки… Он сегодня же пойдёт в нижний зал и сделает то, что должно. Теперь Арман сполна разделял предчувствия Хартманна: почему-то не было никаких сомнений в том, что ему не понадобится даже просить разрешения у старейшин. Так за чем же дело стало? Плевать, кто там согласен или не согласен, плевать, что подумает Чайома и что скажет Мерлин! Сегодня же, сегодня, сейчас. Превратиться бы… тогда он сможет всё…

В этот момент в Армане было столько ненависти к себе, сколько умещалось в его сестре, когда она невольно калечила кого-то из близких или просто боялась своего дара. Он был готов истерзать себя до невозможного состояния, только бы совершить обращение, но дар – как магия, как книга – оказался умнее и предусмотрительнее своего человека: колдовская сила, питающая его изнутри, не позволила сделать такую глупость. Пока Арман пытался насильственно превратить себя в Хартманна, тело сопротивлялось, подавая ему самые очевидные сигналы. В конце концов его вырвало желчью, а потом пришлось ковылять к постели на негнущихся ногах, лишь бы поскорее завернуться в одеяло и спрятаться от бьющей тело дрожи.

Сколько времени прошло, он не знал: шквальная лихорадка изгоняла вредоносную магию, будто боролась с болезнью. Только когда Арман сдался и отказался от мысли о немедленном превращении, ему стало легче. Проклятое пламя, и ведь это придётся объяснять Хартманну, который гонит его на рожон… Арман медленно сел, удивляясь тому, как легко его отпустило при принятом решении. Нет, он не может позволить себе ни дня, но полдня? Почему нет? Ведь если он здесь помрёт или выйдет в своём облике, и план Хартманна полетит к чертям.

В дверь постучали.

– Господин посол?

Глухо, отсюда не разобрать. Может быть кто угодно. Арман осторожно поднялся на ноги, набросил на плечи халат и пошёл к двери. Его ещё пошатывало, и общая слабость казалась сокрушительной, но Арман всё понял: нужно выиграть время хотя бы до вечера и передохнуть. Бессмысленно загонять себе до такой степени, если ты нужен кому-то живым. А он нужен, пусть как гарантия спасения других.

– Господин посол! Вы у себя?

А точно ли он – гарантия? Может, именно эти часы передышки Хартманн потратит на то, что задумал? Нет. Арман знал, что он уже приступил. Хартманн не любил пустых угроз и средства ценил любые. Густав, его родной сын, убит для отвода глаз; женщина по имени Ингрид – для того, чтобы связать руки Арману. Бесконечные «расходные материалы», наёмники и соглядатаи, которых обрабатывали гипнотизёры мадам дю Белле, и господин писарь и вовсе были безликими инструментами, но вряд ли кто-то сделал для Роберта Хартманна больше, чем его младшая сестра. Однажды Тильда не проснулась – и стала первой.

Снова стук, вежливый, но настойчивый. До Армана, уткнувшегося носом в красную дверь, только теперь дошло, что там Милош.

Он не знал, что делать, поэтому откашлялся и зачем-то коснулся ручки. Не открывать же…

– О, ну хоть так, – пробормотали снаружи. Звук через дверь проходил плохо, но Арман жадно прильнул ухом к щели. Такого столкновения радости и отчаяния он давно не испытывал: их разделяет всего лишь одна дверь, Арман в своём облике, если бы он только мог выйти и сказать… Что сказать? Как всё это передать в двух словах? – Господин посол, если вам там совсем худо, я считаю себя обязанным вышибить дверь. Сержант Баум, правда, отлучился, но я и без него как-нибудь справлюсь.

Арман прижался лбом к двери и зажмурился. Он не имел ни малейшего права раскрыть себя сейчас, хотя больше всего на свете желал именно этого. Что случится, если он ответит своим голосом? Если даст хотя бы один крохотный намёк? Связное зеркало далеко и под слоем одежды, его никто не видит, Милош в коридоре один. А сможет ли Милош не выдать ни себя, ни его? Допустим, сможет, но что сказать, что? Пары слов не хватит, ведь друг уверен, что он далеко на юге… Арман сам просил не беспокоиться об этом.

Он выпрямился, в привычной манере напряг голосовые связки и произнёс:

– Ах, это вы? Прошу прощения, не сразу вас расслышал… Дверь ломать, пожалуйста, не надо. Всё-таки этот замок достиг почтенного возраста.

– Как скажете, – отозвался Милош. Кажется, он в самом деле испытал облегчение от того, что подопечный старый пень в порядке и несёт какую-то чепуху про древний замок. – Так что же… Уже за полдень, о вас все беспокоятся. Сами выйдете или кого-нибудь прислать?

– Друг мой, будьте повежливее, – упрекнул Арман голосом посла. – А то складывается впечатление, будто вы мне угрожаете.

Ирония не удалась, и он едва не разбил лоб об дверь. Сам над собой не поиздеваешься…