Книга чародеяний

Слов для того, чтобы точнейшим образом обозначить отправителя, у Армана не находилось. Хартманн одновременно убрал самого Армана и излишнее любопытство вокруг его персоны, положился на случай и доказал чужими устами, что оборотень в самом деле мёртв, а мёртвый оборотень всегда надёжнее живого. При этом он действительно побудил его ускориться, тем самым заручился гарантией успеха и вдобавок убедился – и очень вовремя, – что Берингар копал в нужном направлении и почти докопался до истины. Впрочем, всей правды следопыт не знает, он может только подыгрывать Арману – то есть, как и рассудил Хартманн, Берингар тоже выполняет волю господина посла… косвенно, но неизбежно. Говорят, можно убить одним выстрелом двух зайцев. Хартманн прикончил целое стадо.

Поскольку Арман уже не первый час находился в облике посла, особых эмоций он не испытывал, не до них. А может, он вообще разучился чувствовать после вчерашней ночи, но всё шло на пользу, потому что он наконец-то начал соображать – так чётко и ясно, как хотел. Во-первых, в логике господина посла обнаружились изъяны: он по-прежнему отказывался признавать, что кто-то может пойти против него, и слишком сильно полагался на свои знания и опыт. Арман явно был не в лучшей форме и всё равно почувствовал, что на этом можно сыграть, была бы смелость… Посол, конечно, отменно разбирался в людях, но немалую часть его ума и везения составлял страх, страх этих самых людей перед ним самим. Разумеется, он выходил победителем даже из таких ситуаций на грани абсурда и ненадёжных случайностей – он никого не боялся и почти никому не доверял. Во-вторых, Хартманн невольно дал ему подсказку, как можно переломить ход событий и склонить чашу весов в свою сторону. Он сам бы сейчас спросил: «почему бы и нет»?

То, что Арман продолжал мыслить, как Хартманн, волновало лишь малую его часть на самом краю сознания. Он собирался применить те же средства, что и посол использовал против него, и не испытывал никаких угрызений совести. А терять Арману нечего, ведь он всё равно что мёртв – мнимая смерть освободила его от излишнего страха перед врагом, он был готов рисковать так же, как Хартманн. Который сам подарил ему эту свободу.

Было уже за полдень, поздний завтрак казался обедом, а церемонию снова перенесли на ранний вечер, так что времени у гостей замка осталось навалом. Арман проспал несколько часов в чужом облике, что не пошло на пользу здоровью, но прибавило шансов на победу: он больше не хотел рисковать и становиться собой, не дай древний дух, дар снова воспротивится. Всё тело ломило, голова раскалывалась, разболелась и нога, и сердце, и ещё что-то, он уже не различал, продолжал существовать на одном упрямстве и необходимости доиграть партию. Доиграть партию, довести дело до конца, взять себя в руки… Когда он последний раз выражался своими словами? Кто такой он? А так ли это важно? Главное, что теперь у него есть план.

«Покойный Арман Гёльди», услужливо напомнил чей-то шепоток. Сплетничали сегодня по всему замку. Арман улыбнулся посольскими губами и пошёл дальше, через шаг опираясь на трость. Он был невероятно рад сопровождению сержанта Баума – это не отвлекало, не давило на совесть и позволяло поразмыслить о главном.

– …бедного молодого человека, – доносилось из одного угла, пока Арман хромал по коридору. – Безумно жаль. Такой молодой был…

– …и замечательно, – ворчали из другого. – Всегда терпеть не мог этих оборотней. Никогда не знаешь, вдруг они сейчас прямо рядом с тобой!

– Согласен, согласен. Проклятые обманщики. Самая бесчестная магия, какая только есть…

Из открытой двери на повороте Арман услышал ещё несколько мнений:

– А если его всё-таки убили? Сначала писарь, потом Гёльди…

– Это если не считать Густава Хартманна, – говорящий понизил голос, но Арман всё равно признал Джеймса Дерби. Он ненадолго остановился невдалеке от порога, сержант Баум ничего не спрашивал. – Вы говорите только о тех, кто возился с книгой дольше прочих, а как же сын Роберта и его команда, сёстры Вильхельм, если я не ошибаюсь? Они и вовсе мимо проходили!

– Безумие какое-то.

– И вовсе нет. Уже вторая смерть превращает безумие в закономерность, а мы имеем дело с числом побольше…

Многие из говорящих были чудовищно близки к истине. Арман усмехнулся ещё раз и пошёл дальше. Та часть его сердца, что отвечала за переживания, отмерла, он преисполнился решимости покончить со всем сегодня, со всем – и с задачей Хартманна, и с ним самим. Долгожданная злость, всё меньше и меньше похожая на отчаяние, придавала ясности мышлению. Некоторых она ослепляла, однако Арман был другого сорта, и он никого не потерял. Разве что себя…