Книга чародеяний

Берингар промолчал, рассматривая край кружевной салфетки. Отказ был недвусмысленным, а положение — сложным: с такой Адель они не дотянут до конца месяца. Куда её девать сейчас? Отпустить — нельзя, слежка за Гёльди перестала быть тайной, если вообще была. Держать при себе… если их запрут в подвале в таком составе, не останется ни подвала, ни состава, ни страны, в которой сие произойдёт.

— Но я не понимаю другого, — мадам дю Белле с искренним недоумением обратилась к Лауре, — почему вы, мадемуазель, не окажете услугу своей подруге.

Лаура зарделась и подобралась, почти как Адель. Милош чувствовал — она вот-вот ответит тем же, но всё-таки в этом плане голова Лау была покрепче, да и ей не хотелось повторять за Адель и подводить Берингара, оказавшегося во главе сразу двух ведьм. Как ни парадоксально, при всей женской силе и власти в чародейской половине мира ведьмы крайне редко занимали высокие посты: для этого нужно было обладать выдержкой Вивиан дю Белле или иными качествами, но чаще всего высокий чин присваивался дамам, чьи способности лучше поддавались контролю, другими словами — были слабее. Отсюда вытекали бесконечные противоречия, которые Милош очень хорошо знал по собственным родителям: всем заправляла матушка и главные решения принимала она, но воплощал в действительность только отец. В противном случае, воплощение могло заиметь последствия.

— Боюсь, нам пока не удалось стать подругами, — неожиданно спокойно сказала Лаура. Вместо того, чтобы закатить истерику и пожаловаться на Адель, она предпочла бросить тень на неё, избегая упоминать себя: — Если я и предложу что-то подобное, она наверняка откажется.

Это был тонкий расчёт: после вспыльчивого ухода Адель мадам дю Белле не стала задавать лишних вопросов, и ещё она не стала предлагать девочкам помириться. Очевидно же, что та, что хлопнула дверью — самонадеянная нахалка, а та, что сидит тихонько с красными глазами — пострадавшая сторона… Милош старался не судить их и вообще не влезать в этот спор, но в последнее время злоба Лауры затмевала все её славные качества, коих было в избытке. Никуда не денешься — как встали на тропу войны, так и не сошли.

— Очень жаль, — сказал Берингар. — У меня тоже нет подходящих знакомых ведьм, чтобы попросить их о такой услуге. Тем более, многие до сих пор предвзяты к Гёльди…

— Я знаю, что можно сделать, но не гарантирую, что получится, — предупредил Милош. — Сказали бы раньше, было бы лучше, но что уж тут…

— Раньше она лучше держала себя в руках, — вмешалась Лаура, немного теряя образ обиженной девочки.

— Ты тоже, — не сдержался Милош и убедился, что глаза Лау наполняются слезами с той же скоростью, что и глаза его сестры. — Извини. Объективный факт… Мадам, все остальные, позвольте мне вас покинуть — я бы не хотел оставлять упомянутую фамилию без присмотра, хотя виной тому не неприязнь, а банальные меры предосторожности. Меня заменит… господин писарь.

Хлопнув равнодушного писаря по плечу, Милош, набирая скорость, миновал препятствия в виде слуг и выскочил из дома.

Куда они могли пойти? Точно не в собор. Это плохо, что все разругались, хотя дома в майские деньки тоже несладко… Был бы отпуск! А возьмут ли отпуск преследователи? Рассуждая так, Милош исколесил всю площадь и даже постучался в некоторые двери, где его изящно послали колесить обратно. Собор исключается, там Господь. Солнце нелепо тыкалось в тучи и никак не могло подбавить света, поднимался ветер, гоняющий по площади мусор и пыль. Мимо прошла компания в мундирах, и Милош на всякий случай отошёл за статую, чтобы не попасться. Бегай ещё за этими Гёльди… и чего ему в особняке не сиделось? В этот раз никто не просил. Милош знал, почему — он был абсолютно уверен, что Адель на пределе и в этот раз её никакой брат не успокоит. Или успокоит, но ценой своей жизни, в итоге они потеряют двоих. Неизвестно, насколько били в цель мрачные догадки Милоша, но в одном он не сомневался — сейчас, именно сейчас, лучше поспешить.

Он ещё несколько раз обошёл собор. Красивый, где-то он видел подобное, но не в Праге… Армана жаль, думал Милош, высматривая хоть какие-то следы. Время убыстрялось, ветер становился всё сильней — Адель буянит или сама природа? Армана жаль, только самому Арману себя не жаль. Этот молодой человек не был склонен к откровенности, Милош сам догадался, что его с сестрой связывает общая печаль, послевоенное прошлое и одиночество, поделённое на двоих. Арман платил по долгам, только ему с сестрой приходилось гораздо хуже, чем ей — с ним… Семьи, они такие… На востоке грохнул гром, девочка с корзиной вскрикнула и выронила вещи. Милош поднял корзинку — с фруктами, молоком и ещё какими-то тряпками — и не вернул, потому что девочка уже убежала. Как ветром сдуло… Собор назойливо маячил перед глазами.