Книга десяти заповедей

– Господи, Отец мой Небесный! Я не знаю молитв и не знаю, почему ты избрал меня! Но я подчинюсь твоей воле и найду Скрижали Завета. Я научу людей соблюдать их. Только прошу тебя! Убавь грехи людские! Иначе тяжело мне будет сосредоточиться на миссии моей. Я благодарю тебя за все, что ты для меня сделал, делаешь и будешь делать!

Владимир надолго замолчал, по всей видимости, исчерпав запас слов и эмоций. Глубоко вздохнув, он поднялся и решился выйти в коридор. Мир перед ним предстал в серых красках. Люди-полутени шарахались от него. Мимо прошелестел силуэт полной женщины, задыхающейся от быстрой ходьбы. На её груди примостился какой-то зверёк – причина её одышки. Зверёк приподнял головку, открыл было ротик, но, получив немой приказ, обиженно вздохнул и проводил Владимира грустным взглядом. За доли секунды Владимир уловил его слабый жалостливый сигнал: эта женщина – очень скупая. Вот она прячет от своих пожилых родителей сковородку с жареным мясом в шкаф, а на стол ставит вареную картошку.

Владимир смотрел на людей и видел их тайны, но они не трогали его сердце и разум. Они проносились мимо него, обдавая болью и ужасом содеянного.

В конце коридора, среди серых силуэтов, появились две цветных фигуры. Это была парочка молодых людей – светловолосая и худенькая девушка в голубой, длинной тунике и белых брючках и смуглый юноша в зеленой футболке и синих джинсах. Владимир увидел в их руках светящиеся листки и понял:

– Друзья мои, вы принесли мне мои записи! Я очень рад вам! Пойдёмте ко мне в палату.

Молодые люди, последовали за ним, старательно отводя глаза от его лица. Владимира это не смущало, он был в прекрасном настроении. Перебирая свои листки, он восклицал:

– Превосходно! Превосходно! Но мне предстоит ещё много работы. Я знаю, вам непременно хочется узнать, что это такое. И я скажу вам! Это десять Божьих заповедей. Божьим перстом написанных, а людьми утерянных. Десять заповедей Господа нашего! Всего десять! На всех языках мира. Думаете, я знаю языки всех народов? Нет, конечно! Это Бог руководит мною. Он говорит мне, а я записываю. Друзья мои! Принесите мне ещё бумагу и ручку. Да! Ещё кофе и чего-нибудь перекусить. В этой сумасшедшей больнице никто не несёт мне завтрак!

Владимир писал до вечера, отвлекаясь только на то, чтобы перекусить. Если кто-нибудь из персонала заходил в палату, принося таблетки или чтобы провести осмотр, он радостно сообщал каждому о совершенных грехах и муках, ожидающих любого грешника.

Палату Царёва стали обходить стороной. Когда Владимир выходил в коридор, люди, как бильярдные шары, разлетались от него в разные стороны. Без каких-либо разговоров и вопросов, с чьего-то молчаливого согласия, его не торопились выписывать, ожидая, когда пациент сам изъявит желание уйти из клиники.

Через две недели, закончив работу над рукописью, Царёв наконец-то объявил о решении покинуть больницу. Насвистывая, он вышел в коридор, ожидая главного врача, чтобы поблагодарить за бесплатное лечение и попрощаться.

Его внимание привлекла семья из трёх человек, ожидающая прибытия лифта. Темноволосая, поседевшая женщина с уставшим, измученным лицом держала за руку маленькую, светловолосую девочку. Малышка, засунув палец в рот, равнодушно смотрела на стену. Лысый толстый мужчина с небольшими усиками хмуро и нервно смотрел по сторонам, выискивая кого-то.

Владимир, наклонив набок голову, посмотрел на них и медленно двинулся в их сторону. Остановившись прямо за их спинами, он нарочито громко произнёс:

– Кстати!

Это «кстати» заставило похолодеть людей, находившихся поблизости. Теряя волю, они, как один остановились и обернулись на говорящего.

– Педофилов надо кастрировать! Вот, например, этому усатому, надо яйца отрезать! Как, вы мне скажите, можно насиловать свою шестилетнюю дочь?!

Женщина вздрогнула, как от удара. Кровь отхлынула от её лица, а в глазах промелькнуло понимание чего-то страшного, уже давно беспокоившего её. Всё то, что ей казалось раньше странным и подозрительным, в этот миг оказалось очевидным. Она, ни слова не говоря, отвернулась, отпустила руку дочери, подошла к стене, где стояли стулья, и взялась за спинку одного из них. Женщина на секунду закрыла глаза и в тот момент, когда можно было подумать, что она без сил упадёт на него, она подняла стул вверх и в ненависти и злобе обрушила стул на своего мужа. Еще раз! И ещё раз! Тот даже не сопротивлялся, он успел лишь прикрыть голову руками и зажмурить глаза. Удар сначала бросил его на колени, а потом поверг плашмя на пол. Окружающие стали удерживать разъяренную женщину. Когда ярость схлынула, её руки задрожали, один глаз нервно задергался, лицо побледнело. Несчастная испуганно вскрикнула:

– Дочка, где моя дочка?!

Женщину развернули и подтолкнули туда, где человек с пустыми глазницами о чём-то ласково разговаривал с девочкой. Малышку не пугали его пустые глазницы, скорее всего она их не видела, так как, улыбаясь, но слегка отстранённо, смотрела прямо ему в лицо. Владимир вложил ладошку дочки в руку матери и тихо сказал: