Читаем Книга для никого полностью

Отчего-то давно он манил своей относительной неприступностью и невозмутимостью. Множество лет назад, присмотрев холм из маршрутного автобуса, во мне основательно поселилась идея навестить его однажды и провести сутки наедине с собой, будучи полностью отключенным от сети: без новостных сводок, телефонов и прочих сигналов. Однако годы перелистывались, одни проблемы и обязательства запросто замещались другими, и каждый раз возникали причины и не находилось времени, чтобы привести замысел в исполнение. А вот теперь срослось. Как знать, почему именно сейчас: чувство ли уходящей безвозвратно молодости, или появление свободного окна после добровольного увольнения, то ли летняя жажда хотя бы местечковых приключений и выходов за рамки обыденности, а скорее все вместе.

Белые ночи, как обычно, оказались несколько переоценены: только-только забрезжило утро, кое-что стало проясняться под сводом низких свинцовых туч. Пока собирал хворост для костра, в голову просачивались самые постыдные сомнения, а не зря ли все это? Штанины уже вымокли насквозь от утренней росы, что доставляло дискомфорт с одной стороны, а с другой заставляло суетиться порезвее. Так бывает, когда сознание предоставлено само себе и не обременено решением ежедневных задачек, а мысли рассеиваются и начинают вести свою игру. Вот почему на самом деле многие так боятся оставаться одни — не эврика! голову начинают посещать немыслимые мысли, и отнюдь не обязательно, что умные и приятные: нередко и вполне непрошеные и неразрешимые. Это там, в будних течениях, повседневная рутина ловко обволакивает мозг и дает возможность практически не задействовать ресурс, обеспечивая впечатление деятельности и обусловленности всего вокруг. А здесь, раз на раз с природой, ее колючей растительностью и кусачими насекомыми, запускаются совсем иные потоки.

Утренний июньский заморозок, как сказал бы поэт свежесть, наполнял разум всякими абстрактными пустяками, вроде как: бетон или бекон — что все же важнее для человечества? Это кому как. А вот осталось ли еще человечество в книжном толковании, объединенное всеобщей миссией и гуманистическими идеалами? Куда больше похоже, что это просто совокупность разрозненных веществ и существ, хищников, травоядных и всеядных, соединенных как корневая система леса, но нисколько не осознающих себя как единая экосистема… Да и не от этого ли самого человечества так захотелось исчезнуть с радаров хотя бы на сутки? Поскольку, по совести, насколько же жалкое зрелище: озлобленное насилие и бессильная глупость, полное неумение извлекать уроков из уже наделанных многократно ошибок, лицемерие, возведенное в этикет и застолье пресыщенных с панорамным видом на трущобы, официозная фальшь и бытовая неопрятность обывательства. Эдак можно достаточно долго перечислять качества и свойства данной формы жизни, но содержание вывода от того изменится едва ли. И не остается ничего уместнее, чем дистанцироваться и сторониться, дабы сохраниться подольше в трезвом разуме и, возможно, однажды стать свидетелем коренных перемен и сдвигов, как бы это ни было маловероятно.

И само собой, что в теплице тепло, а в холодильнике холодно, а на холме тогда как? Возвышенно или приподнято? Или все же бесприютно и одиноко?

Сидя в тиши на высоте полувершины, наблюдая искры едва разгорающегося костра, кольнуло, как по юности весьма волновало одиночество как клеймо нереализованности или изгнания. Но разве зазорно быть изгнанным из дурного общества? Да и критерии успешности по-прежнему представляются довольно надуманными и показушными. Теперь же, вопреки былым опасениям, отчего-то вполне добровольно тянет к состоянию отрешенности и непричастности. Одиночество — это когда один ночью, но также и утром, днем, вечерком, от завтрака до ужина, в зашторенной наглухо спальне или в беснующейся толпе.

Ох уж этот живучий стереотип про «некому будет подать стакан воды». В последнюю минуту бы: шампанского в номера! Порой хочется даже пожалеть тех горемык, что готовы претерпевать ради пресловутого стакана воды, наполовину пустого, бесконечные дрязги, склоки и визги. А праздник жизни неизбежно завершается похоронами, редко пышными, куда чаще такими: с неловкими паузами, натянутыми славословиями и кислой капустой… Да и праздник ли это был?

И если взаимоотношения есть химическая реакция, то необходимо сухо зафиксировать, что не так легковесно, хотя и отнюдь не кисло быть редким элементом из второй сотни таблицы, туговато и неохотно вступающим в реакцию с щелочными металлами и прочей шелухой.

Если еще с утра тучи сгущались, что омрачало настроение, то уже ближе к зениту небо очистилось через усилия ветра и дало перспективу. Что ни говори, а климат очень деликатно влияет на мировосприятие в моменте. По-своему удивительно, как эти научные проныры, так и не выучились толком предсказывать погоду и ее колебания в течение хотя бы нескольких суток, не говоря уже о предупреждении разрушительных катаклизмов, при этом зачастую мнят, будто проникли в самую природу вещей и нажимают пружины, которыми движут мир.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес