Книга для ПРОчтения

Никого. Никаких мееееееертвых девочек. Моя спальня, мой фикус на окне, моя пыль и жажда. К этому моменту желание испить водицы достигло своего предела, но, невзирая на тот факт, что ни в каких девочек я не верила, вставать с дивана не хотелось. Страшные мысли — черви, а наполовину червивых яблок не бывает. Я лежала на кровати, слушала, как тикают часы, мечтала о минералке и боялась дойти до кухни.

Дима начал храпеть в четыре утра, как раз тогда, когда я практически дошла до ручки. Храпящий муж в момент, когда вы переживаете глубокую душевную драму, — это не только тоскливо, но еще и оскорбительно. Мои мертвые девочки обиделись до крайности и засобирались на выход.

«Гад, — почему-то подумала я. — Другой бы встал и спросил: чего ты тут лежишь, дорогая, в этих нелепых фантиках? Может быть, ты хочешь попить?»

«Скотина, — подумала я дальше. — Как можно было выйти замуж за эти восемьдесят кил душевной черствости?»

«Сволочь», — подумала я напоследок, после чего согнула ногу в коленке и весьма ощутимо пнула папиньку под его тощий зад.

— Бграрарарыхххфуф, — сказал папинька.

— Точно сволочь, — заключила я и принялась жевать конфетный фантик.

— Бдфдлаыладлфффф, — согласился со мной папинька.

От тоски я извлекла маленький кусочек фантика изо рта и прилепила папиньке на лоб. С этим клеймом он стал походить на усталую индийскую женщину, которую не любит муж.

— Ты ж моя Гита, — ухмыльнулась я, после чего достала еще два кусочка фантика и прилепила их папиньке на щеки.

— Брпасмсывфрпофррр, — расстроился папинька и открыл рот.

Должно быть, вы знаете, что у шизофреников эмоции меняются чрезвычайно быстро. Если еще несколько минут назад мне было страшно до ужаса, то при виде папиньки в фантиках меня начал разбирать смех.

Вскочить с кровати и отодвинуть шторы, попутно показав мертвой девочке кукиш, было делом одной секунды. Там, за шторами, давным-давно тосковала моя сигаретная пачка.

Курящая индийская женщина, которую не любит муж, была не просто уморительна. Ей не было равных.

«Ну все, толстушка, попалася, — мстительно подумала я. — Сейчас я вам прикурю, мадам, потом сниму на телефон — и гадом буду, завтра вы выкусите в топах».

На этом месте мой внутренний злодей захохотал, и законы жанра перевесили законы жизни. Так уж получается, что злодеи завсегда палятся в самом конце, когда до триумфа остается несколько секунд. Ну я не знаю ни одного фильма, где бы главная дрянь не срезалась на главной же речи. Иногда прямо так и хочется сказать: ну убей же его уже, сделай милость!

Глумливо хихикая, я улеглась рядом с половиной, поправила на ней одеялко и на волне зашкаливающей наглости ущипнула отца семейства за нос.

И всё.

Всё.

ВСЁ!!!

Нет, если бы он проснулся и накостылял мне, я бы не обиделась. Ну, или там, например, сказал: «Катя, ты ошалела, ночью не спать»… Хорошо, пусть бы он просто двинул мне в табло — я согласна. Но все получилось иначе.

Нелюбимая мужем и от этого такая несчастная курящая индийская женщина на секунду открыла усталые свои глаза.

На Катечкину посмотрели два белка без зрачка.

Мертвая индийская женщина с запавшим взглядом.

Усталая наложница, так и не приобщившаяся к никотину.

Лысая небритая дрянь в фантиках из-под карамели «Лимончики».

Безглазый мертвец, нелепо улыбающийся в лунном свете.

От ужаса я замерла.

Мертвое существо открыло свой рот чуть шире, и сигарета, невинная, неприкуренная сигарета, покатилась из подернутых тленом уст.

Кхм… Ну, собственно, к тому моменту, когда мои коленки перестали стучать друг о друга, я сидела на кухне с пустой бутылкой минералки в руках.

Полуторалитровой.

Смеялась, кстати говоря.

Почему смеялась? Ну согласитесь, сдохнуть от вида собственного мужа — это просто гарантированный гран-при в списке нелепых смертей.

Еще минут пять посидела, валокордину хлобыстнула и спать пошла.

Перед сном пнула индианку еще раз. Скорее от любви, чем из мести.

— Билеты на поезд по Европе куплены, — пробурчала индианка и перевернулась на другой бок.

— А на меня-то взял? — ухмыльнулась я.

— Ага, бхаплчлославфссс, — ответили мне.

— Ну слава Богу, — ответила я индианке и заснула так крепко, как может спать только человек в окружении мужа, ребенка, котов и бобота Оптимуса Прайма без правого кулака.

А мертвые девочки долго-долго плакали, рисуя сердечки на заиндевелом стекле остановки, и уехали на первом утреннем троллейбусе.

Про подарки и романтику

Не люблю я романтику совершенно и ничего не могу с собой поделать. А меж тем история получилась абсолютно романтическая и в некотором роде даже киношная, то есть не без декораций. Но не буду забегать вперед.

Действующие лица: хороший муж, плохая жена.

Время действия: канун дня рождения хорошего мужа.

В роли старухи-процентщицы — бабушка Марь-ванна.

В роли младенца Фасолия — младенец Фасолий.