Книга для таких, как я

Не менее важно, конечно, чтобы у художников, где бы они ни жили, имелась возможность постоянно быть в курсе последних событий, новых тенденций и прочих небесполезных вещей. И она есть – по крайней мере, у тех, кто может хотя бы время от времени пользоваться интернетом. В сеть регулярно выкладываются свежие номера «ХЖ» http://www.guelman.ru/xz/, «Максимки» http://www.guelman.ru/maksimka/, «Кабинета» http://kabinet.jump.ru/, «Места печати» http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/6196/mesto.htm (понятно, что владеющие иностранными языками могут читать и зарубежные журналы, коллекцию ссылок на которые добросовестно собрал все тот же Гельман); существуют и сетевые ресурсы, не имеющие бумажных аналогов (в частности, «Русский журнал» www.russ.ru; «Грани. Ру» www.grani.ru), которые предоставляют своим читателям высококачественную культурную информацию.

Вообще ресурсов, посвященных актуальному искусству, в русскоязычном интернете великое множество, впору отдельный каталог составлять. Важно отметить, что они есть, и количество их постоянно возрастает. Тенденция типа.

А иногда мне кажется, что наша увлеченность интернет-проектами (и их успех у пользователей) – свидетельство того, что информация об искусстве постепенно становится «важнее», значительнее самого факта существования искусства – возможно, не только для зрителей, но и для самих участников процесса. Это не «хорошо» и не «плохо», просто есть над чем подумать.

37. Интерпретация

Пусть себе говорят, будто критика должна служить произведению, а не узурпировать его место; пусть полагают, что интерпретация – результат ложного понимания. Все это так, конечно, но…

Прежде всего интерпретация – это роскошь, щедрая оплата самоотверженного зрительского труда, игра в прятки со смыслами, партизанская война восприятия – разве не так?

Понятно, что всякий интерпретатор тянет одеяло на себя, т. е. трактует неоднозначный, черт бы его побрал, художественный жест так, как ему сподручней. Ничего страшного: по собственному опыту знаю, что автор интерпретируемого произведения получает неописуемое удовольствие, узнавая из рецензий, обзоров и просто сплетен, что он, оказывается, имел в виду. По мере увеличения количества интерпретаторских версий, удовольствие автора возрастает в геометрической прогрессии.

Интерпретируйте же меня, интерпретируйте!

Happy end.

38. Ирония

Современный словарь иностранных слов дает два определения иронии: тонкая скрытая насмешка и стилистический прием контраста видимого и скрытого смысла высказывания, создающий эффект насмешки; по Аристотелю же, ирония – это высказывание, содержащее насмешку над тем, кто так действительно думает.

Долгие годы ирония была мощным (и зачастую единственным) орудием деконструкции не только для художников, но и для всей мыслящей части советского, а впоследствии – и постсоветского общества; одним из немногих достойных методов обращения с тоталитарным культурным пространством и своего рода анестезирующим средством, позволявшим противостоять кошмару советских будней, не отчаиваясь и не впадая в истерику, а изящно дистанцируясь от происходящего.

Именно ирония, а не юмор, не смех, поскольку ирония – эффективный способ отстранения от действительности, своего рода вежливый отказ от насильственно навязанной сопричастности, тогда как смех – это все же один из способов активного участия в жизни, по большому счету, смех предполагает согласие с жизнью. Так мне кажется.

По меткому наблюдению известного журналиста Александра Тимофеевского, еще лет десять, даже пять назад ирония была универсальным языком для описания любых политических коллизий; я бы сказал, что в течение многих лет ирония вообще была универсальным языком, подходящим в том числе и для художественных практик.

Соц-арт ироничен в своей основе (само по себе название, гибрид поп-арта и соцреализма, чего стоит); мне вообще кажется, что придумавшие этот термин Комар и Меламид – наиболее яркий и чистый пример тотального использования иронии в современном русском искусстве. Ироничен, впрочем, и Пригов со стихами про «милицанера» и расклейкой концептуальных текстов среди уличных объявлений; вызывающе ироничны были Мухоморы (такими они мне, по крайней мере, запомнились); изысканно ироничен круг НОМЫ (чтобы убедиться в этом, достаточно пролистать «Словарь терминов концептуальной школы», где «обсосиум» и «онаниум» соседствуют с «семантическим сыром» и «текстурбацией»). Этот список мог бы стать почти бесконечным, поскольку до наступления девяностых практически все русские художники были в той или иной степени явно или неявно ироничны.