Книга для таких, как я

А я бы добавил, что под «контекстом» нередко понимается «относительно законченная в смысловом отношении часть бытия». Чем глубже ваше знание контекста, тем более целостна ваша индивидуальная картина соответствующего участка мира, тем более полным и адекватным будет понимание происходящего. Простой и наглядный (надеюсь) пример: два читателя культового романа Виктора Пелевина «Чапаев и пустота», один из которых знает, что «Внутренняя Монголия» – название проекта Йозефа Бойса, а другой понятия об этом не имеет, читают два весьма разных текста.

В ситуации постмодернизма знание контекста совершенно необходимо для осмысленного восприятия большинства произведений современного искусства. Ничего не попишешь: пришло время, когда зрители делятся на «квалифицированных» и «неквалифицированных», причем «квалификация» зрителя в первую очередь зависит от знания контекста. Самое время вспомнить магическую формулу Джона Барта: «Ключ к сокровищу и есть само сокровище», сегодня контекст сам по себе столь же ценен, как произведение искусства, для понимания которого мы его изучаем.

Существует расхожее мнение, что жесткая привязка к контексту приводит к появлению «искусства для узкого круга». Могу возразить: никто не мешает вам в любой момент к этому «узкому кругу» присоединиться. Единственное требование – «томление гносеологической жаждой». Стремление к новым знаниям то бишь. Разве что ленивые и нелюбопытные, пожалуй, действительно могут не беспокоиться.

48. Концептуализм

(в том числе «Московский романтический»)

Насколько я успел заметить, существуют два способа объяснять, что такое концептуализм. О концептуализме либо пишут откровенные глупости (в частности, в интернете мне доводилось встречать тексты, где концептуализм путают с соц-артом, симуляционизмом и даже инсталляцией), либо пишут тексты чрезвычайно глубокие и сложные, предназначенные читателю, который уже много лет находится внутри дискуссии и прекрасно знаком с предметом, однако должен теперь уяснить для себя еще несколько важных деталей.

Дмитрий Александрович Пригов однажды совершил воистину великодушный и даже в некоторой степени героический жест – написал текст, который так и называется: «Что надо знать о концептуализме». Плохо тут лишь одно: текст предназначался для потенциальных читателей стихов русских поэтов-концептуалистов и, следовательно, посвящен именно концептуальной литературе. Если бы не это досадное недоразумение, я бы просто переписал приговский текст слово в слово, а вы бы его прочитали, и всем было бы хорошо. А так…

Даже не знаю, как тут быть.

Для начала, вместо обезболивающего, цитата из Льва Рубинштейна: «Концептуализмов ровно столько, сколько людей, себя к ним причисляющих, и каждый это по-своему интерпретирует».

Из всего, что мне доводилось читать/слышать о концептуализме, бесспорным представляется следующее:

Концептуализм имеет дело не с образами, а с идеями.

На нашу почву термин перенесен из западного искусствоведения. Можно привести высказывание Джозефа Кошута, одного из основоположников течения: Основное значение концептуализма, как мне представляется, состоит в коренном переосмыслении того, каким образом функционирует произведение искусства – или как функционирует сама культура: как может меняться смысл, даже если материал не меняется.

То есть концептуальное искусство – это искусство, которое анализирует собственный язык.

Теперь все-таки будет цитата из Пригова: не пересказывать же его текст своими словами:

Концептуализм, возникнув как реакция на поп-арт с его фетишизацией предмета и масс-медиа, основным содержанием, пафосом своей деятельности объявил драматургию взаимоотношения предмета и языка описания, совокупление различных языков за спиной предметов, замещение, поглощение языком предмета и всю сумму проблем и эффектов, возникающих в пределах этой драматургии.

И напоследок определение концептуализма от Ильи Кабакова (самое лирическое из всех, что мне доводилось слышать): Художник начинает мазать не по холсту, а по зрителю.

А вот теперь самое время вспомнить о том, что, кроме просто концептуализма, есть еще и московский романтический концептуализм – или просто московский концептуализм (определение «романтический» все же не настолько прижилось, чтобы его нельзя было опустить).

Впервые словосочетание «московский романтический концептуализм» появилось в 1979 году на страницах парижского журнала «А-Я» в статье Б. Гройса, которая, собственно говоря, так и называлась: «Московский романтический концептуализм». Московский концептуализм Гройс описывает следующим образом: «Романтический, мечтательный и психологизирующий вариант международного концептуального искусства 60–70-х годов».