Книга Длинного Солнца

Голос птицы прозвучал очень близко. Он сошел с сияющей тропинки, ноги погрузились в мягкую почву; он раздвинул листья, и на него поглядело лицо, которое могло принадлежать трупу, лицо со впалыми щеками и мутными глазами. Он вздохнул, и увидел, как раздвинулись бескровные губы. К нему летел Орев, ставший двумя птицами.

Он сделал еще один шаг, стараясь, насколько возможно, не мять сгрудившиеся растения, и оказался на красных камнях, окружавших маленький, не больше скатерти, бассейн; тропинка подходила к нему с другой стороны.

— Здесь дев! — Орев прыгнул на голову деревянной фигуры и резко клюнул ее.

— Да, — сказал Шелк, — это Фелксиопа. — Ни у какой другой богини не было таких раскосых глаз и резной мартышки, примостившейся на плече. Он постучал пальцем по своему отраженному лицу и хлопнул в ладоши, но никакой монитор не появился в серебряном шаре, который она держала в руке.

— Обыкновенное зеркало, — сказал он Ореву. — Я надеялся, что это может быть стеклом… что Гиацинт может позвать меня через него.

— Нет звать?

— Увы, через это никто не позовет. — При помощи дружески настроенного дерева он прошел по каменному бортику бассейна к качелям, обращенным к воде. Здесь, как и сказал Узик, он увидел бассейн, отражающийся в зеркале Фелксиопы, и зеркало, отражающееся в нем.

Гиераксдень считался днем для смерти и почитания мертвых.

Журавль умер; но он, Шелк, еще нет. Сегодня фелксдень, день игральных костей и гадания при помощи магического кристалла, день для фокусов и заклинаний, для охоты и ловли животных; Шелк решил не делать ничего из этого, откинулся на спинку качелей и закрыл глаза.

Фелксиопа была самой жестокой и самой доброй из богинь, одновременно, и даже более переменчивой, чем Молпа, хотя, как говорили, — и вот почему ее изображение стояло здесь — благоволила любовникам. Любовь — самое великое волшебство; если Ехидна и ее дети сумеют убить Киприду, Фелксиопа, без сомнения, несомненно...

— Станет богиней любви через век или даже раньше, — сказал Внешний, стоявший не за спиной Шелка, как на площадке для игры в мяч, а перед ним, на неподвижной воде бассейна — высокий, мудрый и добрый, с почти видным лицом. — В таком случае и я назову ее так, задолго до конца. Как делаю с многими другими. Как, даже сейчас, называю Киприду, хотя любовь всегда идет от меня, настоящая любовь, истинная любовь. Первый роман.

Внешний стал танцующим мужчиной из музыкальной игрушки, а вода — полированным основанием игрушки, на котором он танцевал вместе с Кипридой, которая была Гиацинт и, одновременно, мамой. «Первый роман, — пел Внешний вместе с музыкальной шкатулкой. — Первый роман». Вот почему его называют Внешний. Он всегда вне...

— Я, э, надеюсь и... хм... верю, что не помешал тебе?

Шелк резко проснулся и дико огляделся.

— Муж идти, — заметил Орев. — Плох муж.

Орев сидел на камне за бассейном Фелксиопы; высказавшись, он, для пробы, клюнул маленькую серебряную рыбку, которая с ужасом метнулась прочь.

— Имена... хм... не требуются, а? Я знаю, кто ты такой. Ты знаешь меня, э? Достаточно для нас обоих.

Шелк, узнавший покачивавшегося посетителя, начал было говорить, но, обдумав сказанное, решил промолчать.

— Превосходно. Я... э... мы очень рискуем, ты и я. Настоящая... э... авантюра. Просто оттого, ик, что мы здесь. В этом доме на холме, а?

— Не хотите ли сесть? — Шелк с трудом встал на ноги.

— Нет. Я... э... нет. — Посетитель опять негромко рыгнул. — Спасибо. Я ждал в... э... баре. Где, ик, был вынужден купить выпивку. И... ик... выпить. Стоять лучше. Хм, сейчас, а? Я бы только... э... хотел бы облокотиться на это, если возможно. Но, ты, пожалуйста... э... сядь, па... — Он закрыл рот рукой. — Сядь, куда угодно. Это я, который должен... и я буду. Я, хм, сам. Как ты видишь, а?

Шелк опять уселся на качели.

— Могу ли я спросить?..

Гость поднял руку:

— Откуда я узнал, что найду тебя здесь? Я не знал, па... Не знал. Ничего такого. Но пока я... ик... сидел там, в... э... как-его-там-зовут, я заметил, что ты вошел в комнату. Не в ту... хм... темную, обшитую деревянными панелями, где сидят и пьют. В другую. Внешнюю комнату, значительно больше.

— Селлариум, — помог ему Шелк.

— А... точно. Я, ик, подошел к двери. Шпионил за тобой.

Посетитель помахал головой, упрекая себя.

— Вполне извинительно, конечно, при таких обстоятельствах. Недавно я сделал кое-что значительно худшее.

— Как хорошо, что ты так говоришь. Я... хм... ждал того официанта. Ты говорил с ним?

Шелк кивнул.

— Я, ик, заметил, как ты прошел под... э... аркой. Я всегда отказывал себе в… удовольствиях, понимаешь? Я... э... понимаю, это что-то вроде... э... сада. И я спросил у него. Он, хм, сказал, что это использовалось — и, как я подозреваю, используется и сейчас — для дискуссий... э... любовного характера.