— Потому что сражаться в горах — все равно, что сражаться в туннелях. Узкие перевалы, в которых придется встретиться с врагом лицом к лицу. В пустыне мы сможем их обойти.
— Правильно. Патера, я не давал вам много возможностей отвечать, так что на этот раз вы первый. Два города, которые я назову Вайрон и Тривигаунт, разделены озером и пустыней. Озеро большое, хотя становится все меньше и солоней. Это ситуация, а вот вопрос. Если Вайрону проще всего напасть на Тривигаунт, то на кого проще всего напасть Тривигаунту? Подумайте лучше.
— Для, э, них? — Голос Прилипалы задрожал. — На нас, я бы сказал. На Вайрон.
— Вы согласны, моя дорогая генерал?
Пока Прилипала говорил, она коротко помолилась Ехидне; прошептав последнюю фразу, она сказала:
— Могут быть и другие ответы, но я выбираю самый вероятный. Вайрон.
— Я опять ставлю чайник, — сказал ей Потто, — но не потому, что вы не прошли, а потому, что вы можете посыпаться прямо сейчас, и я хочу, чтобы вода стала достаточно горячей, чтобы сделать свое дело. Слушайте внимательно, поскольку мы переходим от географии к арифметике. Слушайте и думайте. Вы готовы?
Она подчинила себе сознание и губы.
— Да, как мне кажется.
Потто хихикнул:
— Вы, патера?
— Э... я хочу, советник...
— Давайте потом. Сейчас время для арифметики. Рани из Тривигаунта направила в Вайрон семьдесят пять тысяч первоклассных труперов. Генерал так называемого кальде имеет пятьдесят тысяч необученных, и предатель, командующий гвардией кальде, имеет около восемнадцати тысяч годных для службы, сомнительной верности. Нет ничего удивительного, если эти цифры запутали вас. Хотите, я остановлюсь и повторю их, генерал?
— Дайте мне услышать остальное.
— Мы подошли к загадке. Рани, семьдесят пять тысяч. Вы, пятьдесят тысяч. Узик, восемнадцать тысяч. Все это труперы, вооруженные био. Теперь. Аюнтамьенто, противостоящее всем трем, имеет восемь тысяч двести солдат и тысячу труперов под землей, и еще пять тысяч на поверхности. Внимание, вопрос.
— Э... вы. Аюнтамьенто.
— За этот ответ — одна капля, — сказал Потто. — Я поработаю чайником.
Майтера Мята крепко зажмурилась и стиснула зубы, когда единственная обжигающая капля ударила ее в лоб. Замкнутая в ночном кошмаре страха и боли, она услышала, как за много лиг от нее открылась дверь. Новый голос, надтреснутый, похоже старческий:
— Что здесь происходит?
Прилипала, обрадованно:
—
Потто, почти беспечно:
— Какой приятный сюрприз, я же поставил человека. Добро пожаловать. Еще один пленник.
Она прищурилась и посмотрела вверх. Над ней нависло высохшее лицо, которое она видела только издали; тогда она не понимала, как сверкают эти глаза.
— Освободите ее! — рявкнул Квезаль. — Немедленно!
— Советник? — спросил Паук, и она попыталась улыбнуться.
— На сегодня урок окончен. Но может возобновиться, вскоре, так что обдумайте материал, — зло сказал Потто.
Паук встал, и она упала на пол.
— Я говорил с вашим кузеном Лори, — сказал Квезаль Потто, — и сейчас передам вам новости, которые уже принес ему. Я иду на риск, что после этого вы решите арестовать меня, советник.
— Этот старый лис — Пролокьютор, — сказал Потто Пауку. — Если это как-то волнует тебя, скажи.
— Все, что вы хотите, советник.
— Он стоит двух генералов и десяток мясников. Не забывай об этом. Старик, что за трюки ты приготовил на этот раз?
Майтера Мята с трудом встала на ноги, пытаясь не наступить на подол платья.
— Никаких трюков, советник. Просто во время моего жертвоприношения в Великом мантейоне произошла теофания. — Майтера Мята почувствовала, что Квезаль возбужден, в первый раз в своей жизни.
Потто хмыкнул и поставил дымящийся чайник на стол.
— Еще одна? И кто на этот раз? Сфингс?
Квезаль покачал головой:
— Пас.
— Пас мертв!
Квезаль отвернулся от Потто:
— Великий Пас, майтера. Лорд Пас, Отец Семи. Если и не он сам, то его призрак. На самом деле именно это и сказал сам бог.
Глава вторая
Его зовут Хоссаан
[76]Он сам закрыл дверь изнутри и задвинул засов — последний этап его обряда экзорцизма. Но если эту дверь (мрачную боковую дверь того, что было мантейоном, и, как многие прохожие без сомнения предполагали, все еще оставалось мантейоном) использовали те клиенты, которые не хотели, чтобы кто-нибудь видел, как они входят в заведение Орхидеи, кто-нибудь должен ответить на его стук. По летней привычке, он прищурился, чтобы оценить ширину сузившегося солнца; его закрывали темные облака, наполненные дождем или снегом, а также внушающий почтение корпус воздушного корабля, цвета мумии.
Он постучал опять. Его носильщики опустили носилки и устроились поудобнее. Рискнет ли он и допустит, чтобы они увидели, как он колотит в дверь, к которой никто не подходит? Как это повлияет на его престиж и популярность? Что скажет комиссар Тритон? Или Узик? Не заменят ли пересуды об этом разговоры о сражениях?
Он еще улыбался при этой мысли, когда дверь открыла маленькая и явно непривлекательная женщина с выцветшей повязкой на седеющих волосах.