Стоило нам оказаться в самом городе, как магия стала ощущаться чуть меньше: заправочные станции, светофоры, деревянные дома, которые в высоту были больше, чем в ширину. Одни улицы были ровными, тогда как другие – извилистыми. За каждым поворотом открывались новые виды: воды с белыми гребнями; городки на другой стороне залива, откуда мы приехали; склоны, увенчанные разноцветными, как пасхальные яйца, домиками, которые громоздились друг на друге, а не просто рядом, никаких лужаек.
Тетя Полли повезла нас по Ломбард-стрит, самой кривой улице в мире, как она сказала. Улица эта была вымощена кирпичом, извивалась, будто змея, и была такой узкой, что ехать приходилось совсем медленно. Потом начался итальянский район, где всюду были вывески винных магазинов и пиццерий. Когда мы остановились на светофоре, я уставилась на витрину магазина, где было полно круглых сыров и еще больше всевозможных видов макарон, существование которых я и предположить не могла. Тетя Полли припарковала машину на третьем этаже бетонного гаража, такого же извилистого, как эти улочки, и мы поехали вниз на скрипучем металлическом лифте.
Мы стояли у пешеходного перехода, долго ожидая, когда загорится светофор. Когда он наконец высветил «ИДИТЕ», тетя Полли взяла меня за руку, что показалось мне немного по-детски, но Бродвей был большой оживленной улицей, где носилось много машин и грузовиков, поэтому я не стала ей перечить.
Перейдя дорогу, она остановилась и отпустила меня.
– Постой секунду, – сказала она, глянув на часы. – Подождем здесь. Это не больше пары минут.
– Чего мы ждем?
– Не чего, а кого. Нельзя приехать в Сан-Франциско и не увидеть Китайский квартал, но в основном там все сделано для обычных туристов. – Она покачала головой. – А ты уж точно не из таких. В любом случае моя подруга Френни все тут знает, и она согласилась провести для нас специальную экскурсию по закоулкам. – Она мне подмигнула, отчего я почувствовала себя взрослой и важной.
– Полли!
Мы обе обернулись. С автобусной остановки в конце квартала нам махала низенькая женщина в длинной зеленой рубашке и свободных черных брюках. Ее темные волосы были длиной до подбородка и прямо отстрижены, как у кого-нибудь из «Весьма современной Милли»[29]
. Когда она подошла ближе, я увидела, что все ее лицо было испещрено морщинами, а на руках были пятна, как у моей бабушки.– Френни! – воскликнула тетя Полли радостно. Две женщины обнялись, крепко, по-настоящему, не как моя мама со своими подругами. Наверное, они давно не виделись.
– Это моя племянница Эллен, – сказала она, приобнимая меня за плечи. – Она приехала из самого Огайо. Эллен, это Френни Траверз, моя самая старая и дорогая подруга.
Я протянула руку, как меня учили.
– Рада с вами познакомиться, миссис Траверз.
Она фыркнула.
– У меня нет мистера Траверза и никогда не будет. Можно просто Френни.
– Но… – Я прикусила губу, замешкав между двумя правилами, к которым меня приучала мама. Спорить с взрослыми грубо. И еще грубо называть взрослую женщину по имени. – Моя мама заставила бы называть вас тетей Френни.
– Называй, если хочешь. – Френни склонила голову набок. – Я не против, можно так и так. Но прежде чем выберешь, давай я укажу на две вещи. Первое, – она выставила указательный палец. – Твоей мамы здесь нет, и никто не станет ей жаловаться. И второе, – сказала она с усмешкой. – Теперь, когда я уже старая, мне плевать на правила.
– Да ты всегда плевала, – сказала тетя Полли. И добавила мне: – Френни всегда была женщиной… с выдающимися способностями. – Она огляделась по сторонам. – Кстати говоря, где Бабс?
– В Бостоне. Представляет доклад на конференции по математике, – ответила Френни и снова посмотрела на меня. Мы с ней были почти одного роста. – Ну так что, сможешь убедить себя называть меня Френни? Все так зовут.
Я улыбнулась и сделала свой самый лучший реверанс.
– Почту за честь.
Она расхохоталась.
– А ты мне нравишься, малая! Давай смотреть наши достопримечательности. – Она указала вперед рукой. – Это Грант-авеню, сердце туристической индустрии Китайского квартала. Мы начнем отсюда, изучим местность и постепенно погрузимся в эту очаровательную культуру.
Мы двинулись по правой стороне улицы. Тротуар был забит людьми, которые перемещались в обоих направлениях. Было шумно, слышалось множество разговоров, и большинство из них велись, как объяснила Френни, на паре диалектов китайского языка. Только раз в этом квартале магазинов я уловила слова, которые оказались мне понятны. В целом же окружающий шум казался чем-то вроде смеси разговоров и пения, которые становились то выше, то ниже, то громче, то тише. Хотя слушать его было интересно. Я распознавала вопросительные интонации и понимала, что женщина на высоких каблуках сердилась, но на этом и все.