Книга драконов

Лакки счастливо кивнула. Она любила науку. Вытащив дракона из кармана, она поставила его на стол. Дракон тотчас заверещал, из его глаз хлынули слезы, которые собрались в приличных размеров лужицу. Лакки почувствовала тяжесть на сердце. Миссис Холлинз этого будто и не замечала.

– Люсинда, дорогуша, почему бы тебе не сесть рядом с твоим драконом? Я бы хотела, чтобы ты тоже была в кадре.

Миссис Холлинз прикатила свою камеру. Та была огромная, совсем не такая, как те, что доводилось видеть Лакки. Она вращалась на роликах, а ее медная поверхность блестела, явно отполированная локтями. Миссис Холлинз взобралась на сиденье. Щелкнула выключателем, и механизмы завертелись.

– Добрый день, коллеги, – поздоровалась миссис Холлинз. Фигуры в экранах тотчас с интересом подняли головы. – Это Люсинда. Она живет на Земле по соседству со мной, э-э… то есть… – Она прочистила горло. – Мы живем в одном квартале города, это на планете Земля считается обычным делом, о котором можно упомянуть в дружеской беседе. – Миссис Холлинз секунду помолчала. Ее щеки покрылись румянцем. – Здесь есть и другие обычные дела, о которых можно упомянуть, например, пальцы на руках или ногах, или цвет неба, но я обратилась за вашим профессиональным мнением не поэтому. Люсинда, судя по всему, случайно создала дракона. Мы, конечно, уже слышали о подобных вещах.

Миссис Холлинз посмотрела на Лакки.

– Это потому что мы ученые.

– О-о, – сказала Лакки, стараясь показаться сведущей. – Разумеется.

Миссис Холлинз повернулась к камере.

– Но раньше это случалось ненадолго. И вообще, после того, как это случилось в последний раз, осмелюсь сказать, мы все предположили, что это больше никогда не повторится. Но вот что мы видим. Эта юная леди пребывает в восторге от дракона, что вполне типично, и, Люсинда, дорогуша, нам всем очень интересно услышать твою чудесную историю о том, как твой прекрасный дракон появился. Прошу, расскажи нам все с самого начала. Только ничего не упускай. В том числе, это важно, перечисли всех, кто находился поблизости. Давай, милая.

Миссис Холлинз отрегулировала камеру и чуть выдвинула ее вперед. Дракон юркнул за ладонь Лакки и ухватился за нее коготочками. Лакки чувствовала, что он дрожит. Фигуры ученых прижались к своим экранам и вытаращили глаза от удивления.

Лакки все рассказала. Ничего не упустила.

В ту ночь Лакки лежала у себя в постели, тупо уставившись в темноту. Дракона у нее не было. Но миссис Холлинз сказала, и, как заключила Лакки, вполне справедливо, что дракон еще не был приручен, а у нее дома была слабая и больная мама. Что, если дракон станет бродить где-нибудь в ночи? А вдруг он вырастет? И еще напугает кого-нибудь? Выдержит ли сердце матери такое? Вряд ли.

Лакки плакала, когда поняла, что дракона придется оставить, и плакала, когда миссис Холлинз решительно взяла его у нее из рук и закрыла дверь. Но теперь…

В комнате Лакки было довольно темно. За окном горел уличный фонарь, разливая по полу желтый свет. Она знала, что если подойдет к окну, то увидит дом миссис Холлинз, и странные разноцветные огоньки, которые всегда вырывались из трещин. Лакки считала, что они были как-то связаны с наукой.

Миссис Холлинз умела изобретать всякие вещи и умела решать проблемы. Она занимались тем, чем и положено заниматься инженерам. Миссис Холлинз строила террариум. Миссис Холлинз строила контейнер для переноски. Миссис Холлинз решала проблемы. Лакки доверяла миссис Холлинз и знала, что может вздохнуть с облегчением. Но без дракона она мало что чувствовала. Будто его появление оказалось настолько потрясающим, что все ее чувства – прошлого, настоящего и будущего – сплелись в нем одном, не оставив ничего взамен. Лакки лежала в кровати и не двигалась. Она не спала. Она не переживала. Она вообще ничего не чувствовала. Отсутствие дракона было для нее все равно что потеря руки или ноги – ее терзала фантомная боль. И с каждой секундой все сильнее.

На следующий день Лакки села на кровать матери, чтобы пожелать ей доброго утра. Мать тоже не спала. Ее лицо было мокрым от слез. Обычно, когда Лакки видела мать в таком состоянии, ей становилось плохо от тревоги за нее, но сегодня она не почувствовала ничего. Она похлопала мать по тыльной стороне ладони, потому что это показалось ей правильным. Не было ни укола боли, ни страха за мать. Она даже не помнила, чтобы испытывала подобное прежде.

– Хорошего дня, мама, – сказала она, выходя из комнаты.