Дверь открылась, и вошла миссис Холлинз в сопровождении еще пяти ученых, а за ними – школьный секретарь, охранник и директор.
– Не думаю, что вы меня расслышали, – проговорил директор из коридора.
– Здравствуй, Лукан, – сказала миссис Холлинз. – Выглядишь ужасно. – И добавила что-то по-старострански, чего Лакки не смогла понять, но что рассердило мистера Шоу. Его глаза налились кровью еще сильнее и стали даже краснее прежнего.
– ВЫ ОПОЗДАЛИ, ЗНАЕТЕ ЛИ. – Движения мистера Шоу стали отрывистыми и странными, будто у него заедали механизмы суставов. Красные глаза вспыхнули белым. Потом синим. Потом опять красным.
– Я так не думаю. – Миссис Холлинз кивнула остальным ученым. – Коллеги?
Ученые ворвались в класс. И три крошечных ребенка, каждый с половинку карандаша, выскочили из своего укрытия за полкой и ринулись поперек комнаты. Никто их не заметил. Миссис Холлинз четко рассказала им, что нужно сделать.
Директор, все еще находившийся в коридоре, спросил:
– Мэттью, почему эта женщина назвала тебя Луканом? – Когда мистер Шоу не ответил, он объявил: – Я вызываю полицию. Сейчас же. Шерил? Вызовешь полицию, пожалуйста? – Секретарь не сдвинулась с места.
Ученые быстро прошагали по классу, доставая из накладных карманов своих платьев флаконы и капая из них в мензурки.
– ВСЕ ИХ ДУШИ ПРИНАДЛЕЖАТ МНЕ, – проорал мистер Шоу. – В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ У МЕНЯ УЖЕ ТРИ УСПЕШНЫХ СЛУЧАЯ, А ТЫ ГОВОРИЛА, ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. ЗНАЧИТ Я ВЫИГРАЛ.
– Вообще-то нет, – сказала миссис Холлинз мягко, пока Лакки, Анджи и Альфред помогали друг другу взобраться по спине халата мистера Шоу, будто по горному хребту. У каждого была при себе канцелярская кнопка, повешенная на спину, будто меч в ножнах. – Не выиграл, прости, дорогой. Ты был моим лучшим успехом. Но мне не стоило давать тебе имя. Нельзя давать имя тому, у чего нет души.
В этот момент взорвался раствор Уоллеса. Ученые не успели. Следом – раствор Аналин.
– Я ВЫИГРАЛ, Я ВЫИГРАЛ, – закричал мистер Шоу.
«Лакки? – подумал ее дракон. – Это слишком опасно. Я выхожу».
– Еще рано, – сказала Лакки, слишком поздно поняв, что произнесла это вслух. Мистер Шоу вздрогнул и схватил ее в одну руку, а в другую – Альфреда. Затем посмотрел на миссис Холлинз.
– КНОПКА? ТЫ РАССКАЗАЛА ЕЙ ПРО КНОПКУ? ЭТО ПРЕДАТЕЛЬСТВО! – Он так сжал тельце Лакки в кулак, что она стала задыхаться.
Тогда разбилось окно, и в класс ворвались три дракона. Позднее Лакки вспоминала это по-разному. Во-первых, она помнила страх смерти. И страх потери. И страх за то, что дракон будет скорбеть. И мама тоже. Она вспоминала водоворот тел, металлический скрежет голоса мистера Шоу и как ее дракон стал размером с белого медведя, потом с буйвола и наконец с целого слона. Он заполнил всю комнату. И сломал ее. Она вспоминала цвета и мельтешения, и как отваливалась штукатурка, как кричали дети и резкие вопли солдата, стоявшего посреди класса.
– ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ, – кричал мистер Шоу, и его металлический голос скрежетал, будто совсем проржавев. – ТЫ, ТАКОЙ КРАСИВЫЙ, ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ.
«Нет, – ответил дракон Лакки у нее в голове голосом таким сильным и полным чувств, будто он принимал весь мир слишком близко к сердцу. – Я принадлежу себе. А Лакки принадлежит Лакки. Мы вместе принадлежим». Потом дракон прокричал вслух:
– А ЕЩЕ ВЫ ОЧЕНЬ ГЛУПЫЙ УЧИТЕЛЬ И ВАС НИКТО НЕ ЛЮБИТ. – Первое, что он сказал вслух. Лакки была впечатлена.
Мистер Шоу в смятении разжал пальцы, и Лакки выпала, уцепившись за подол его халата. Кнопка еще оставалась при ней. Дракон закричал. Закричал и мистер Шоу. Директор промямлил, что это «крайне неправильно» и «власти определенно прибудут весьма скоро».