Книга двух путей

– Мерит действительно стоит того, чтобы на нее посмотреть.

– Я не сомневаюсь, – говорит Уайетт.

Брайан принимается складывать салфетку на четвертинки, затем – на восьмушки:

– Мерит, я как раз собирался тебе сказать. Похоже, мой безупречный послужной список под угрозой. В четверг я не смогу прийти на матч. Я пытался что-то сделать, но у нас совещание по обсуждению кандидатов на должность постоянного преподавателя. – Он откашливается. – Быть может, мама и… Уайетт смогут пойти.

Самый чистый, самый бескорыстный дар, который я когда-либо получала в жизни.

Когда в мою бытность социальным работником нас для ротации посылали в больницу, меня как-то раз вызвали в палату, где все демоны ада вырвались на свободу. Девушка – на вид старшеклассница с брекетами на зубах – только что родила недоношенного ребенка. Возле нее сидел напуганный паренек с юношеским пушком над верхней губой. А целая толпа медицинских работников проводила манипуляции с их нереально крошечной дочерью. Меня вызвали в родильную палату, потому что юная мать билась в истерике, но врачам сейчас было не до нее. Я схватила девушку за плечи, пытаясь заставить посмотреть мне в глаза, а поскольку она упорно отворачивалась, я проследила ее взгляд, устремленный на ребенка.

Кожа новорожденной была синей и тонкой, как папиросная бумага. При каждом нажатии на грудную клетку в ходе выполнения сердечно-легочной реанимации кожа рвалась, и рана начинала кровоточить. Воздух звенел от пронзительных криков младенца и лаконичных команд реаниматологов, но было совершенно ясно, что все бесполезно. Врач, с красными от крови руками, по-прежнему лежащими на грудной клетке младенца, повернулся ко мне.

– Сделайте что-нибудь! – приказал он.

Отпустив девушку, я тронула парнишку за плечо и твердо сказала:

– Ты, наверное, отец. Они ждут, чтобы ты принял решение.

Его лицо сморщилось.

– Я думал… я думал, у нас есть в запасе немного времени.

– Все думают, что у них есть в запасе немного времени. Но отцам приходится отдавать своих дочерей, и тебе придется сделать это сегодня.

Мальчик поднял голову. Лицо помертвевшее, глаза неживые.

– Прекратите, – сказал он. – Просто остановитесь.

Очнувшись от воспоминаний, я смотрю, как Уайетт улыбается Мерит:

– Я с удовольствием сходил бы на твой матч. Скажи, какие ваши командные цвета. Я раскрашу лицо, надену карнавальные бусы и стану неприлично громко орать.

Мерит заливисто хохочет, и я думаю: «А у него это хорошо получается. Завоевывать ребенка».

Но потом я перевожу взгляд на Брайана, у которого хватило благородства его отдать.

После обеда, когда Уайетт собирается обратно в отель, я провожаю его до автомобиля. Мы останавливаемся, прислонившись к машине, и Уайетт притягивает меня к себе, поглаживая дырявый занавес моих волос. Уайетт надежный, сильный, полный жизни. Лучшего аргумента против смерти невозможно найти.

– Знаешь, я хотел это сделать, как только ты вошла. Ты выглядела такой… раздавленной.

Я еще сильнее сжимаю руки:

– А я хотела, чтобы ты это сделал, еще не успев переступить через порог. Но понимаю, почему ты не стал. – (Уайетт изображен на фоне ночного неба, на голове – корона из звезд.) – Я чуть не умерла, увидев тебя за одним столом с Брайаном.

– Должен признаться, я не ожидал такого приглашения, – говорит Уайетт и, замявшись, добавляет: – Олив, он… хороший человек. Если уж у нас тогда не получилось быть вместе, я рад, что у тебя хотя бы был он. – (Можно представить, как нелегко далось Уайетту, с его непрошибаемой самоуверенностью, такое признание.) – Но все же не настолько рад. – Уайетт нежно меня целует.

Не знаю, отчего так получается, но когда Уайетт обнимает меня, это всегда как в первый раз. Я прижимаюсь к нему теснее, страстно, отчаянно желая его. Собственно, мне следовало давно привыкнуть, но я по-прежнему не перестаю удивляться: насытив свои чувства Уайеттом, я становлюсь еще голоднее.

Уайетт прислоняется лбом к моему лбу:

– Расслабься, Олив. Тебе нет нужды залезать мне под кожу. Ты уже там.

– Я скучаю. Хочу засыпать рядом с тобой, – признаюсь я.

– А я хочу просыпаться рядом с тобой. Мы словно в какой-то чертовой готической сказке, когда днем ты со мной, а после заката тебя забирает злой колдун. А давай-ка завтра днем ляжем в кровать и снимем заклятие.

Если бы все было так просто. Если бы это заклятие я не наложила на себя сама.

Проводив глазами автомобиль, в котором уехал Уайетт, я поднимаюсь на крыльцо, но не вхожу в дом, а сажусь на качели. Я думаю о Вин, о Мерит, а потом, будто вызванный медиумом дух, на крыльце появляется Брайан.

Ни слова не говоря, он садится рядом со мной. Я слышу стрекотание цикад и перекличку квакш в лесном пруду.

– Сейчас вроде бы не сезон для них, – задумчиво произносит Брайан. – Ведь скоро осень.

Похоже, наш разговор и дальше продолжится в рамках таких вещей, как погода, флора и фауна, поскольку безопасных тем для разговора у нас не осталось.

Я с трудом заставляю себя посмотреть Брайану прямо в глаза:

– Спасибо за то, что ты это сделал.