Книга двух путей

«Мое сердце больше не пребывает в моем теле», – думаю я.

Ночью я предаюсь мечтам в синем цвете.

Представляю, как Вин с Таном бродят по Парижу в поисках идеального оттенка синего.

Вижу Мерит в момент появления на свет: кислород окрашивает ее фарфоровую кожу, словно первыми лучами солнца.

Вспоминаю, как Брайан наклоняется над столом с голубой скатертью и, с трясущимися руками, просит меня стать его женой, будто мы уже целый год не спали вместе.

А еще я воскрешаю в памяти глаза Уайетта после авиакатастрофы, когда больничные стены вдруг стали надвигаться и я упала на пол, не в силах пошевелиться. Уайетт наклонился надо мной, целиком заполнив поле зрения. В ушах у меня звенело, но я прочла по губам:

Олив.

Олив.

Я люблю.

– Тебя, – выдохнула я, и это было мое последнее слово, когда я думала, что умираю.

Через неделю после моего возвращения в Бостон Кайран приезжает ко мне снять швы. Уайетт в отеле разговаривает по телефону с Мостафой, директором Службы древностей. Брайан на работе. После ухода Кайрана Мерит находит меня в ванной, где я рассматриваю в зеркале свой шрам. Облезлая коса оставшейся половины волос змеится по плечу.

Геродот описывал, как примерно в 499 году до н. э. Гистией, тиран греческого города Милета, решил помочь малоазиатским грекам, восставшим против персов. Он вытатуировал послание на выбритой голове раба, которого через несколько месяцев отправил к своему сообщнику с указанием побрить рабу голову и прочесть послание.

И даже когда выбритая сторона моей головы снова зарастет, я буду знать, что под волосами скрывается история.

– Ничего, волосы не нога, отрастут, – говорит Мерит, разглядывая намечающуюся щетину вокруг шрама на моей голове.

– Ага, – отвечаю я. – Со временем.

Неожиданно Мерит хватает меня за руку, заставляет выйти из ванной и тащит вниз по лестнице к выходу, по дороге прихватив мою сумочку.

– Что мы делаем? – спрашиваю я.

– Доверься мне.

Мы живем в Бруклайне, в паре кварталов от Кулидж-Корнер. Мерит ведет меня мимо центрального квартала в салон, где я дважды в год делаю мелирование. Моя парикмахерша Шивон поворачивается на звук дверного колокольчика, и у нее отвисает челюсть.

– Привет, – заявляет Мерит. – Я знаю, мы без записи, но моя мама недавно чуть не умерла, и было бы здорово, если бы вы смогли в виде исключения найти для нее свободное время.

Все клиенты в салоне смотрят на меня, вытаращив глаза. Клиентка Шивон, с завернутыми в полотенце мокрыми волосами, встает с кресла:

– Вы можете занять мое место.

Я опускаюсь в кресло. Мерит топчется рядом.

Шивон жмется, явно не решаясь спросить, почему у меня выбрита голова и откуда шрам.

– Нейрохирургия, – объясняю я.

– Боже мой! – ахает Шивон. – Что случилось?

– Попала в авиакатастрофу. – Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. – Я просто… А можно сделать так, чтобы я выглядела более нормально?

У Шивон округляются глаза. Она берет в руки ножницы и объявляет:

– Делаем короткую стрижку.

Через секунду растрепанная веревка моей косы падает на пол.

Шивон разворачивает меня спиной к зеркалу, чтобы я не видела, что со мной будут делать. С помощью машинки для стрижки Шивон убирает тонкие волоски сзади на шее и состригает волосы вокруг выбритого участка головы. Через двадцать минут Шивон разворачивает кресло, чтобы я могла полюбоваться на себя в зеркало.

С правой стороны я похожа на древнюю египтянку. Волосы, подстриженные до линии подбородка, уложены в стиле «гладкий боб». Но с левой стороны я совсем как побритый налысо панк, киборг. Я глубокое прошлое и я будущее в одном флаконе, в зависимости от того, откуда смотреть.

– Ну, что скажете? – затаив дыхание, спрашивает Шивон.

И тут я разражаюсь слезами.

Я плачу, но не потому, что выгляжу нелепо. Это не так. Собственно, в стрижке даже что-то такое есть. Нет, я плачу потому, что расколота пополам, и теперь не знаю, как снова стать единым целым.

И только Шивон открывает рот, чтобы меня успокоить, как Мерит хватает со столика бритву и молниеносным движением проводит ею по своей голове, выбрив сбоку полоску под стать той, что мне сделали во время операции.

– Я следующая! – Мерит плюхается в кресло перед Шивон и, увидев, что та буквально прирастает к месту, вызывающе смотрит на нее. – Вы же не позволите мне выйти из салона с такой головой?

Потеряв дар речи, я смотрю, как Шивон делает Мерит стрижку боб с правой стороны и налысо выбривает ей голову с левой. Мерит высовывает руку из-под пластикового пеньюара, который надевают клиентам, чтобы волосы падали на пол.

– Мама, это всего-навсего волосы, – тихо говорит дочь, поймав мой взгляд в зеркале. – Я знаю, внешний вид не имеет значения. Но как-никак приятно понимать, что ты хорошо смотришься на фоне кого-то.

Потом мы медленно бредем домой. Моя храбрая дочь и я. Мы идем вокруг водоема, совсем как до моего отъезда в Египет. По воде плывут листья, похожие на маленькие нарядные лодочки.