Книга джунглей. Вторая книга джунглей

А дальше было вот что: Котуко, который, как и многие эскимосы, отлично умел рисовать, изобразил все свои приключения на пластинке из моржовой кости с дырочкой на конце. Когда Котуко с молодой женой отправился к ней на родину, на остров Элсмир (это было в год Чудесной Тёплой Зимы), он оставил пластинку отцу, а тот потерял её среди гальки, когда летом сломал свои нарты на берегу озера Неттиллинг, в Никосиринге; там почти через год её нашёл один озёрный инуит и продал в Имигене человеку, служившему толмачом на китобойном судне, которое промышляло в заливе Камберленд, а тот в свою очередь сбыл её Хансу Ольсену, который позднее нанялся квартирмейстером на большой пароход, возивший туристов из Канады в Норвегию. Когда туристский сезон закончился, пароход стал курсировать между Лондоном и Австралией, с заходом на Цейлон, и там Ольсен продал кость местному ювелиру, получив за неё два поддельных сапфира (но он-то думал, что они настоящие!). Я же обнаружил эту историю в картинках в куче мусора у дома в городе Коломбо[88] — и перевёл её с начала до конца.

Ангутиваун Таина

Вот весьма приблизительный перевод песни, которую пели мужчины, возвращаясь домой после удачной охоты. В инуитских песнях по многу раз повторяются одни и те же слова.

Рукавицы у нас в замёрзшей крови —
Есть и людям и псам еда!
Мы с тюленем, с тюленем спешим домой
Из-за края Большого Льда.

Ау яна! Оха! Хак!

Хороша собачья езда!

Грозный бич свистит, и упрязка мчит
Из-за края Большого Льда.

Мы пошли за тюленем и лунку нашли

(Он всплывает дышать туда)
И поставили метку, и стали ждать
В середине Большого Льда.

А потом мы копьём убили его

(Мы без промаха бьём всегда)
И на сани вдвоём взвалили его
Там, у края Большого Льда.

Рукавицы у нас в ледяной крови —

Будет жирная всем еда!
К нашим женщинам в дом с тюленем идём
Из-за края Большого Льда!

Ау яна! Ауа! Оха! Хак!

Весела собачья езда!
Мы с добычей большой вернёмся домой
Из-за края Большого Льда!

ДИКИЕ СОБАКИ (перевод Н. Дарузес)

Ради наших ночей, ради лунных лучей, ради бега и острого зренья,

Ради доброй охоты и веры в себя, ради хитрости и уменья,
Ради запахов утра, исчазающих с первой росою,
И броска сквозь туман за добычей лесною,
Ради зова друзей, торопящих: «Скорей!…» — чтоб загнать изнурённую лань,
Ради риска ночного и ража,
Ради сладкого сна после пира в рассветную рань —
Ради этого стая сбивается наша:
Насмерть встань![89]

Самое приятное время жизни началось для Маугли после того, как он напустил на деревню джунгли. Совесть у него была спокойна, как и следует после уплаты справедливого долга, и все джунгли были с ним в дружбе, потому что все джунгли его боялись. Из того, что он видел, слышал и делал, странствуя от одного народа к другому со своими четырьмя спутниками или без них, вышло бы многое множество рассказов, и каждый рассказ был бы не короче этого. Так что вам не придётся услышать о том, как он спасся от бешеного слона из Мандлы, который убил двадцать два буйвола, тащивших в казначейство одиннадцать возов серебра, и расшвырял по пыльной дороге блестящие рупии; как он бился долгой ночью с крокодилом Джакалой в болотах на севере и сломал охотничий нож о его спинные щитки; как он нашёл себе новый нож, ещё длиннее старого, на шее у человека, убитого диким кабаном; как он погнался за этим кабаном и убил его, потому что нож этого стоил; как во время Великого Голода он попал в бегущее оленье стадо и едва не был задавлен насмерть разгорячёнными оленями; как он спас Молчальника Хатхи из ловчей ямы с колом на дне; как на другой день он сам попался в хитрую ловушку для леопардов и как Хатхи освободил его, разломав толстые деревянные брусья; как он доил диких буйволиц на болоте; как…

Однако полагается рассказывать о чём-нибудь одном.