Книга джунглей. Вторая книга джунглей

Вас, компаньоны мои и друзья, ночь унесла с собой.
(Чиль! Ждите Чиля!)
К вам я лечу, просвистать о том, что кончен кровавый бой.
( Вы — авангард Чиля!)
Снизу вы посылали мне весть о добыче, вами убитой,
Сверху я посылал вам весть, о том, где стучат копыта.
Вот он, конец всех на свете путей…
И молчат голоса друзей.

Вы, кто с громким охотничьим кличем гнал, настигал добычу,

(Чиль! Ждите Чиля! )
Вы, кто стремглав вылетал из тени, вцепляясь в глотку оленя,
(Вы, авангард Чиля!)
Вас, кто острых рогов избег, осилила смерть — окончен ваш век.
Вот он, конец всех на свете путей!
Конец охоты твоей…

Вы, компаньоны мои и друзья, погибли, и мне вас жаль…

(Чиль! Ждите Чиля!)
Я лечу устроить ваш гордый покой, и разделить печаль.
(Вы, авангард Чиля!)
Вот на мёртвом мёртвый лежит, пасть окровавлена, зрак раскрыт…
Вот он, конец всех на свете путей,
Пир для моих гостей![91]

ВЕСЕННИЙ БЕГ (перевод Н. Дарузес) [68]

Человек уходит к людям, расскажи всем тварям в джунглях,

Навсегда от нас уходит младший брат!
Слушайте же и печальтесь, плачьте, о, народы джунглей:
Кто сумеет воротить его назад?

Человек уходит к людям! Плачет, покидая джунгли,

Брат уходит навсегда, прощайтесь с ним!
Человек уходит к людям (Как его любили джунгли!)
Но ходить нам не дано путём людским.[92]

Шёл второй год после большой битвы с дикими собаками и смерти Акелы. Маугли было лет семнадцать. На вид он казался старше, потому что от усиленного движения, самой лучшей еды и привычки купаться, как только ему становилось жарко или душно, он стал не по годам сильным и рослым. Когда ему надо было осмотреть лесные дороги, он мог полчаса висеть, держась одной рукой за ветку. Он мог остановить на бегу молодого оленя и повалить его на бок, ухватив за рога. Мог даже сбить с ног большого дикого кабана из тех, что живут в болотах на севере. Народ Джунглей, раньше боявшийся Маугли из–за его ума, теперь стал бояться его силы, и когда Маугли спокойно шёл по своим делам, шёпот о его приходе расчищал перед ним лесные тропинки. И всё же его взгляд оставался всегда мягким. Даже когда он дрался, его глаза не вспыхивали огнём, как у чёрной пантеры Багиры. Его взгляд становился только более сосредоточенным и оживлённым, и это было непонятно даже самой Багире.

Однажды она спросила об этом Маугли, и тот ответил ей, засмеявшись:

— Когда я промахнусь на охоте, то бываю зол. Когда поголодаю дня два, то бываю очень зол. Разве по моим глазам этого не видно?

— Рот у тебя голодный, — сказала ему Багира, — а по глазам этого не видно. Охотишься ты, ешь или плаваешь — они всегда одни и те же, как камень в дождь и в ясную погоду.

Маугли лениво взглянул на пантеру из–под длинных ресниц, и она, как всегда, опустила голову. Багира знала, кто её хозяин.

Они лежали на склоне горы высоко над рекой Вайнгангой, и утренние туманы расстилались под ними зелёными и белыми полосами. Когда взошло солнце, эти полосы тумана превратились в волнующееся красно–золотое море, потом поднялись кверху, и низкие, косые лучи легли на сухую траву, где отдыхали Маугли с Багирой.

Холодное время подходило к концу, листва на деревьях завяла и потускнела, и от ветра в ней поднимался сухой, однообразный шорох. Один маленький листок бешено бился о ветку, захваченный ветром. Это разбудило Багиру. Она вдохнула утренний воздух с протяжным, глухим кашлем, опрокинулась на спину и передними лапами ударила бьющийся листок.

— Год пришёл к повороту, — сказала она. — Джунгли двинулись вперёд. Близится Время Новых Речей. И листок это знает. Это очень хорошо!

— Трава ещё суха, — отвечал Маугли, выдёргивая с корнем пучок травы. — Даже Весенний Глазок (маленький красный цветок, похожий на восковой колокольчик) — даже Весенний Глазок ещё не раскрылся… Багира, пристало ли чёрной пантере валяться на спине и бить лапами по воздуху, словно лесной кошке?

— Аоу! — сказала Багира.