Книга джунглей. Вторая книга джунглей

Двое молодых волков из его Стаи мчались вниз по тропе, ища открытого места, где можно было сразиться. (Вы помните — Закон Джунглей запрещает драться на глазах стаи.) Шерсть у них на загривках топорщилась, как жёсткая щетина, они взлаивали и припадали к земле, примериваясь для первого броска. Маугли прыгнул к ним и схватил противников за глотки, думая отшвырнуть их в разные стороны, как часто проделывал во время игр. Но он никогда ещё не вмешивался в весеннюю схватку. Волки рванулись друг к другу, отбросили его и молча покатились вниз, крепко сцепившись. Маугли вскочил, он даже упасть не успел, и, обнажив нож и зубы, готов был на месте прикончить обоих только за то, что они дрались, когда он хотел, чтобы они вели себя смирно, — а ведь любой волк, согласно Закону, имеет право на драку.

Он закружил вокруг них, готовый нанести двойной удар, едва минует первый миг сражения, но пока он ждал, сила как будто оставила, его, он опустил нож, спрятал лезвие и осмотрелся.

— Я отравился, — сказал он чуть погодя. — С тех пор как я убил Шер-Хана, никто из Стаи не смел отшвырнуть меня. А это же молодёжь, слабейшие охотники в Стае. Сила ушла от меня, теперь я умру. О Маугли, но почему ты не убил их обоих?

Схватка продолжалась, пока один из волков не убежал, и Маугли, оставшись один на взрытой и окровавленной поляне, глядел то на нож, то на свои руки и ноги, и наконец горестное ощущение, которого он раньше не знал, захлестнуло его, как волна захлёстывает бревно.

Маугли поохотился рано в этот вечер и ел немного, чтобы не отяжелеть перед весенним бегом, но ел в одиночестве, потому что обитатели джунглей были заняты пением и драками.

Это была настоящая белая ночь, как её называют. Все растения с утра, казалось, успели вырасти больше, чем за месяц. Из ветки, которая ещё накануне была вся в жёлтых листьях, закапал сок, когда Маугли сломал её. Мох густо и тепло курчавился под его ногами, острые края молодой травы не резали рук. Все голоса джунглей звучали, словно луна играла на басовой струне, полная Луна Новых Речей, которая обливала светом скалы и водоёмы, просовывала луч между древесным стволом и лианой, пропитывала светом мириады листьев. Забыв про своё горе, Маугли громко запел от восторга, начиная свой бег. Это было больше всего похоже на полет, потому что Маугли выбрал длинный склон, спускавшийся к северным болотам через густую чащу джунглей, где упругая почва заглушала звук его шагов. Человек, воспитанный человеком, не раз споткнулся бы, выбирая дорогу при обманчивом лунном свете, а ноги Маугли, приученные долгими годами жизни в лесу, несли его легко, как пёрышко. Когда гнилой ствол или скрытый камень подвёртывались ему под ноги, он не замедлял шага и перескакивал через них без напряжения, без усилия. Если ему надоедало бежать по земле, он по–обезьяньи хватался руками за прочную лиану и скорее взлетал, чем взбирался, на верхние тонкие ветви и путешествовал по древесным дорогам, пока у него не менялось настроение. Тогда он снова спускался вниз, к земле, по длинной, обросшей листьями дуге лиан.

Ему встречались ещё полные зноя ложбины, окружённые влажными скалами, где трудно было дышать от тяжёлого аромата ночных цветов; лианы, сплошь покрытые цветом; тёмные просеки, где лунный свет лежал полосами, правильными, как клетки мраморного пола; чащи, где молодая поросль была ему по грудь и, словно руками, обнимала его за талию; и вершины холмов, увенчанные распавшимися на куски утёсами, где он перепрыгивал с камня на камень над норами перепуганных лисиц. До него доносилось слабое, отдалённое «чух–чух» кабана, точившего клыки о ствол, а немного погодя он встречал и самого зверя, в полном одиночестве рвавшего и раздиравшего рыжую кору дерева, с пеной на морде и горящими глазами. А не то он сворачивал в сторону, заслышав стук рогов, ворчанье и шипенье, и пролетал мимо двух разъярённых буйволов. Они раскачивались взад и вперёд, нагнув головы, все в полосах крови, которая кажется чёрной при лунном свете. Или где–нибудь у речного брода он слышал рёв Джакалы, крокодила, который мычит, как бык. А иногда ему случалось потревожить клубок ядовитых змей, но, прежде чем они успевали броситься на Маугли, он уже убегал прочь по блестящей гальке и снова углублялся в лес.

Так он бежал в эту ночь, то распевая, то выкрикивая и чувствуя себя счастливее всех в джунглях, пока запах цветов не сказал ему, что болота близко, — а они лежали гораздо дальше самых дальних лесов, где он обычно охотился.