Читаем Книга И. Са (СИ) полностью

Недостаток общения и одиночество были изумительными условиями привести в порядок бортовой журнал Мейфлауэра. Я просыпался в три часа ночи, отжимался от пола, пил кофе и бросался лопатить обрывочные заметки сделанные в бараке и на бегу. Я скучал по корешам и от этого восстанавливать их портреты было изысканным удовольствием. К шести утра — когда поезд метро подходил к подъёму и дверь «Илтимос Суянмангиз» отъёзжала в сторону — у меня была почти готова следующая глава рукописного черновика «Книги Исы».

Возможность встретить знакомцев с Мэйфлауэра была только во время походов в клуб страдающих раком яичек и на сессии гаражного правосудия. Скорость работы чекистских троек замедлилась, хотя они явно спешили — машина арестов и репорта в газеты работала гораздо быстрее, чем сам процесс депортации. Тюрьмы наполнялись как в лучшие времена президента Каримова — основателя Успехской джамахирии.

Все было как у Трампа — нахватали людей, чтобы показать поселковым республиканцам результат, а как расстреливать быстрее или в унитазы спускать — не продумали, застряли. Ни у Каримова, ни у Сапармурода Туркменбаши Трамп ни учился. Так что хотел как лучше, получилось — как всегда — плати выкуп, выходи без разрешения на работу и жди суда — в ближайшие пару лет.

Сегодня писалось недурно, кофе действовал как по-рецепту и я решил убрать не только камеру, но и весь блок — сделала из меня Америка дворника-профи, модифицировала на уровне генома.

Позавтракал с аппетитом и двинул на очередной суд с сержантом Баталия. Добрым и лысым. Он всегда стоял за моей спиной во время скорых судилищ — охранял от посягательств маленький монитор и вебкамеру размером с кабачок. От этого он невольно знал мою историю — работу с ВВС США в Афгане, семью, детей и, хотя ему это не было положено — явно сочувствовал. Как и всякий зык, антенны которого постоянно прощупывают окружающих охранников на предмет отношения и симпатии, я не мог не воспользоваться добрым расположением сержанта.

Поэтому когда по дороге в гараж мы остановились у Джей 100 — официального названия иммиграционного барака «Мейфлауэр», я запёрся во внутрь вместе с Баталией — хотя это было грубое нарушение правил внутреннего распорядка. Большое Ноу-Ноу. Встав за широкой спиной Баталии, я ловко показал «фак ю» Джону Кошке и поздоровкался с остальными гребцами. Большинство еще подчищало завтрак с подносов и не спало — как принято утром.

Приятно повстречать старых друзей — как на свиданку сходил. И потом наша последняя выходка с Анмаром сделала нас героями флауэра — теперь о нас будут новеньким легенды рассказывать длинными тюремными ночами.

— Птель! Пааатель! — взывал Баталия к новенькому индусу — я такого уже не знаю. Поймали после моего переезда в сектор А.

Патель, очевидно уже крепко спал. Тогда я решил разбудить весь барак и снова очутиться в центре внимания электората. Решил блеснуть своим сербским. Недавно ходили с Ильей на прогулку — старый серб оказался неплохим баскетболистом.

Там, на стене, я обнаружил живехонького комара — редкость в стерильной тюрьме. Мы с Ильей наблюдали комара, даже не помышляя его убивать. В тюрьме ты становишься сентиментально нежным ко всем формам жизни, кроме человеческой. Убить сейчас здесь комара было все равно что пойти в зоопарк и выпустить там обойму в ученого индийского слона.

Я ткнул пальцем в сторону комара и спросил Илью «как это по-сербски?». Илья по-буддистки восхищенно полюбовался кровососом и произнес: «комарец».

Поэтому сейчас я выдвинулся из-за спины Баталии и гаркнул по-русски так, что с мест повскакала вся команда Флауэра:

— ПАТЕЛЬ! Комарец тебя раздери! Оглох чтоль, вставай, сукин кот — суд у тебя! В гараже блять!

Баталия похоже уловил слово «гараж» и сделал вид, что злится на мой неполиткорректный выбор слов. Потом он пробормотал:

— Минуточку, минуточку… — глядя в бумагу застрявшую в его ручищах как простынка между перинами — Минутку, джентльмены, похоже — баба этот Патель! — и дальше уже в рацию на плече: «Поднимите мне мисс Патель из женского барака».

В гараже я уже как дома. Быстренько присел перед инопланетной установкой, смело глянул в камеру и сказал:

— Хэллоу!

Качество видео довольно поганенькое на 128 мгб/с, но даже в этой мути я заметил, что адвокат мой изменился до неузнаваемости. За последние две недели, он сильно располнел и обрил башку — видимо его впечатлил бычий вид Баталии. Заметив меня, адвокат сказал: «Упс», а прокурор сказал голосом гоголевской нечистой силы:

— Где же Патель? Приведите мне господина Пателя.

— Ваще-та Патель это женщина — откомментировал я.

— Спасибо — недовольно буркнул прокурор.

Вышел в коридор ждать своей автоматной очереди. Там уже молился бледный Рон Бернард. Он сжимал маленькое пластиковое распятие — из тех что иногда протаскивают через шмон католики. Надеялся отогнать темные силы. Я уселся рядом и пожал ему руку — неделю не виделись.

Наконец, привели Патель. Она оказалась невысокой миловидной девушкой с косой а-ля Тимошенко. Я не сдержался и глянул на ее жопу в зелёную полоску.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза