Книга И. Са

«Немедленно ляжь на кровать и заткнись» — шипела с потолка сержант Бэтчелор. Общение через интерком навевало ощущение, что мы говорим с инопланетянами — обращаясь к небесам. Я глянул в потолок и громко сказал по-русски, чтобы не нарушать собственные правила:

— Завали-ка грёбало, тупая звизда! Не понимаю больше по-марсиански.

Бэтчелор будто только этого и ждала:

— Пэк ё щщщит! — со зловещей радостью, как контрольный выстрел.

Начал собирать свое барахло — книг не было, одежды — комплект, матрас, одеяло и рукопись.

— Анмарка, братишка, давай-ка сбацай мне на посошек Азан на арабском — же земляк пророка, как никак!

— Алах-акбар — Аллаааху — акбар! — красиво запел Кумосани.

— Ю! Ю ту! Шат ап эн пэк ё щит!

Анмар запел еще громче. В дверях появились менты. Они ласково манили нас пальцами. Я пошел к дверям с матрасом под мышкой. У выхода бросил всё барахло на пол и поклонился Мейфлауэру в пояс. И вдруг понял, что это вовсе уже не Мэйфлауэр. Блядь и пилигримов и статую свободы. Это же моё Гуляй-поле, а я — Нестор Махно!

Только когда плывешь против течения,
понимаешь чего стоит свободное мнение.

Барак удивленно на меня глянул, замер и уловив поэзию одобрительно затих

Быть другим это значит быть всегда одному.
Выбирай, что тебе: суму или тюрьму?
Никому просто так не дается свобода,
Из неё нет выхода и в неё нет входа.
Чай, папиросы, ответы на вопросы,
Допросы, опять допросы,
Мой приемник — односторонняя связь,
Тире и точки — арабская вязь.
Я не могу сказать, но я слышу.
Я видел как крыса становится мышью.
Это то что не стереть как сильно не три,
Свобода — это то что у меня внутри.

Последние строчки мы с хохлом Андрюхой — который под занавес вдруг решил-таки заговорить по-русски — последние строчки мы просто проорали в потолок. Сатрапы ринулись вовнутрь Гуляй-поля и вытолкнули меня с Анмаром в коридор.

Я был рад, что на кичу мы попадем вместе. Но сучка Бэтчелор распорядилась иначе — нас просто раскидали по разным отсекам — к уголовным. Меня в отсек А, а Кумосани в соседний Бэ. Только тут выяснилось, что самое переполненное место в тюрьме — эмигрантский барак. Тюрьма летом стояла полупустая будто бандиты разъехались по отпускам и гастролям. Я получил в распоряжение целую камеру.

Шагнул в новое индивидуальное узилище, а дверь автоматически закрылась следом за мной — как в ташкентском метро. Вместо наказания я получил то, о чем только мог мечтать — одиночество и стол с лампой — разгрести свои каракули.

Радость о реинкарнации в батьку Махно немного портила мыслишка: «А стал бы ты так себя вести, если бы не был уверен, что тебя может скоро выкупят? Ведь это не Махно, а гапон какой-то получается?»

История моей жизни — вечный внутренний джихад между Гапоном и батькой Махно.

Я оглядел исписанную изнутри автодверь камеры.

Real eyes.

Realize.

Real lies.[3]

Это было единственное, что могло заинтересовать дипломированного филолога. Я тоже добавил надпись от себя, правда на узбекском:

«Илтимос суянмангиз» — просьба не прислоняться.

Выглянул через волчок в отсек — туда выпустят утром, по подъёму. Два этажа по шесть камер на каждом. Похоже на одесский дворик из фильма Ликвидация или декорацию к клипу Элвиса Джейл Хаус Рок. Декорация театра абсурда.

Сваренные воедино круглые столы и табуретки отсека походили сверху на клавиши старинного Ундервуда. Двери закрываются с отбоем и до утра — тишина и блаженство одиночества. Бумаги, ручек и кофе хватит набросать первый черновик. А там будь что будет.

Я разложил заметки на столе стараясь восстановить хронос. Между страниц нашлась и фотка Путина, которую я под занавес сорвал с тумбочки — Путин, как полковое знамя не должен достаться ворогам.

— С новоселицем Вас, Владимир Владимирович — я налепил Государя над шконкой в красном углу камеры.

Неожиданно возникло название книги «Книга Иса».

Нацарапал на столе — посмотреть как выглядит со стороны. Выглядело как должно. «Фак трамп», «СССР» — добавил я и небрежно пририсовав серп и молот — «коси и забивай» — сделал себе чашечку кофе.

Кофе. Белая девственная бумага. Дешевая тюремная ручка. Какое счастье! Я глотнул кофе и написал: «Нас приняли в один день. Меня, пакистанца Раджу и бирманца И. Су»

Глава 15