Читаем Книга И. Са полностью

В шардонской тюрьме минуты слабости обычно накрывают когда я только проснусь. Я всегда слаб пока не раскачаюсь и не выпью кофе. В эти минуты меня можно взять голыми руками. Я лежу и мечтаю как вдруг откуда не возьмись, вдруг возникнет мой отец, поднимет меня на руки и вынесет — сквозь колючку, стены, камеры наблюдения, тупо, по-военному обритых ментов — вынесет на чистый свежий воздух. Я молюсь и говорю с небесным отцом, будто с богом. Но он все не приходит и не приходит. Разве что — во сне.

Матрица событий на Мейфлауэре похожа начала сбоить — вчера вечером снова привезли Пако. Того самого, Шпако — которого депортировали дней десять назад. Его высадили в Мексике, он поел там тортиллий, развернулся и юркнул обратно — через тоннель из Нуэво-Ларедо. На автобусах добрался до родного Пейнсвилля. Побыл несколько дней с женой и детьми — пока его кто-то снова айсовцам не слил. Круг замкнулся.

Правда, теперь Пако уже не мой сосед, он через два ряда с Аруной и Андрийкой. Снова всучил ему Маркеса — карма, Пако.

— Чертов Маркес! Не будет мне прухи пока не дочитаю гада!

— У него как раз похоже на твои циклы в пространстве и времени.

Что у нас еще нового? А, да — Джон Кошка скрысил арахисовые вафли Рэнди Спрингера. Мелочность этой фолькс-американской формы жизни не перестает поражать. Рэнди, конечно, же во всем обвинил понаехавших:

— Толька утром лежали здесь! Ссовсем крысы эмигрантские совесть утратили!

После инцидента с пропажей туалетной бумаги, я уверен, что Кошка не чист на руку. Поэтому когда Рэнди спрашивает у меня — не видел ли чего, а интервьюирует он за эти несчастные вафли весь барак, я с чистым горящим взором говорю:

— Вафли скрысил твой сосед — Джон Кошка.

Кошка вымученно ржет стараясь все обратить в шутку. Однако прокол он допускает минут через сорок. Деловито порывшись в тумбочке Рэнди — она соседствует с его собственной, злодей вдруг обнаруживает искомые вафли:

— Да вот жеж они! Ты куда смотрел, старый? Вот жеж они вафли-та, всю дорогу прям сверху лежали! Вот те на — совсем мозги повыжег химикатами Спрингер!

Далее по новостным каналам — Макс, молодой да ранний. Откинулся, а пойти некуда — мама в тюрьме, квартиру забрали, подруга наркомантка пропала из виду. Чертов потомок одесситов пристроился у родителей Исы на Вестсайде. Сказал им, что он адвокат сына — заполнял ему формы и вообще — боролся в суде. Теперь бирманские пенсионеры относятся к нему как к молодому просветленному и успешному лоеру.

Писать заметки нет ни сил, ни желания — моя жизнь однообразна и если я превращаю свое бытие в книгу — пора хоть какие-то перипетии и поворотные пункты вводить иначе читатель бросит на полстрочки. Мертвые заметки из мертвого дома. Пошел в библиотеку — остаться надо одному и подумать о каком-нибудь развитии сюжета. Хорошо бы закончить — но концовка книжки в руках у судьи Браун. Ей решать хэппи енд или нет.

Ни помогла ни роскошь одиночества, ни атмосфера библиотеки. Солнца в тот день не было — в окнах грязных обрывки облаков, как стиранные бинты полевого госпиталя доктора Живаго.

Вернулся в барак. Выпил кофе. Горячая вода в американской тюрьме — из под крана. Кипятильники запальней огнестрельного оружия. Пожара бояться буржуи. Так что кофе левоватый конечно — из под крана-то. Разложил бумаги, пытаясь сосредоточиться в этом круглосуточном гомоне вавилонского столпотворения.

Приперся Иса. Ему видишь ли какого-то гавна надо заказать с магазина, а он после того как заказал фиников вместо супа переживает посттравматический синдром. Уже почти три месяца как мы здесь — неужели трудно собрать квитанции от удачных шопингов и надписать коды по бирмански: «сахар», «мыло», «портативное радиодилдо».

Мягко послал его подальше. Бирманец не услышал. Оттолкнул. Он подумал я игры играю. Снова прет со своим арахисовым маслом. Вдруг наорал на него благим матом — торкнул кофеин видимо. Иса обиделся. Ушел. Теперь чувствую себя гавном. Вот выпустят Ису через пару дней — не успею примириться. И будет Иса обижаться как побитая собака до конца моих дней. Нехорошо вышло.

В башке все смешалось — писанина казалась совершенным абсурдом. Кому она нужна вообще? В последнее время будто навязываюсь людям — ну почитайте меня, ну пожалуйста! Нахер людей.

Позвали в церковь. Пошел с робкой надеждой. Может сбалансирую настройки там?

В церкви тоже маатрица вовсю сбоит — ну нет продолжения у моей книги и все тут — Тим из Теста и его одноглазый друг снова взялись Американ снайпера вместо Библии пересказывать. Халтурщики чертовы, обнаглели совсем. Под занавес запели о необходимости «поучить» Северную Корею. За спасение и демократизацию Кореи никто молиться не хочет. Поступает предложение помолиться о мексиканцах которые задохнулись в большегрузном фургоне пересекая техасскую границу. Негр-водила поленился включить рефрижератор — они попросту спеклись. Выживших и водилу арестовали на парковке Волмарта, когда кто услыхал стон «Агва, агва — воды, пор фавор».

За мигрантов Тим молиться неохотно. Страдания снайпера ему ближе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура