Читаем Книга японских символов. Книга японских обыкновений полностью

Тут я проснулся. Проснулся, но эта сцена запечатлелась где-то в глубине души.

В темноте я открыл глаза и стал думать, почему мне приснился такой сон.

Должно быть, причиной был когда-то давным-давно прочитанный рассказ Грина. То ли в Камбодже, то ли во Вьетнаме, во всяком случае, в каком-то отеле какого-то города Юго-Восточной Азии старые супруги сидят взаперти из-за сильного дождя.

Дождь продолжается целыми днями. Делать нечего. Однажды вечером в дождь старые супруги идут смотреть подпольный фильм в каком-то зальчике. В грязноватом помещении демонстрируется изношенный фильм под изношенные звуки. На экране проступает: юноша с родимым пятном на спине соединяется с женщиной. Отчетливо видно лишь родимое пятно на спине юноши.

На этом фильм кончается. На улице по-прежнему дождь. Под дождем старые супруги молча возвращаются. Когда они входят в комнату, жена зевает и бубнит: «Давай ложиться спать». Старик молча снимает одежду и поворачивает к ней свое усталое тело. У него на спине отчетливо выделяется родимое пятно, точно такое, как у юноши в фильме.

Не могу понять, почему этот рассказ, который я читал так давно и из которого не могу ясно вспомнить больше ни одной сцены, как раз сейчас так странно предстал в моем сне.


… февраля.

Какой-то литературный вечер.

Отказавшись от приглашения на банкет, я сел в машину А. Потому что на станции у дома А. можно взять такси. Последнее время поймать такси в центре города трудно.

В машине вспоминали о нашей давно минувшей литературной молодости.

Теперь мы и стали лауреатами разных премий, а тогда время было не то, что сейчас: никто не спешил публиковать наши рукописи, мы по очереди печатали в женском журнале рецензии на нашумевшие новинки, тем кое-как и зарабатывали на жизнь. Вот о чем мы вспомнили сейчас.

Сколько воды утекло! Раньше мы уж раз в неделю обязательно встречались, выпивали, спорили, сейчас ничего такого больше нет.

— Не хочется выходить на улицу. Ничего не интересно, — говорит А. — Жить стало скучно.

— А чего бы тебе хотелось?

— Иногда мне хочется скоропостижно скончаться.

Такое чувство понятно и мне.

— А тебе не хотелось бы еще раз страстно полюбить?

Здесь его голос, как когда-то, оживляется.

— Страстно полюбить? Хотел бы, если такое возможно.

Когда я вернулся, все домашние уже спали, не было слышно ни звука.

По холодному коридору я прошел в холодную ванную. Когда дотронулся до выключателя, свет не зажегся — наверное перегорела лампа дневного света. Потом она замигала — как неоновая реклама.

— Страстно полюбить? Хотел бы, если такое возможно.

Бормоча под нос эти слова, я всматривался в свое темное лицо в темном зеркале. В волосах прибавилось седых волос. Вокруг век и рта расползлись морщины, пожелтевшие и мутные глаза…


Про то, как монах получил из храма Камо бумагу и рис[32].

Давным-давно жил на горе Хиэй некий монах. Он был очень беден. Как-то раз отправился он на семидневное поклонение в храм Курама. И хоть рассчитывал он увидеть сон вещий, но все никак он ему не виделся. Пришел он на семидневное поклонение, но сна нет как нет — стал он срок поклонения продлевать, до ста дней дошел. А на сотую ночь были ему во сне слова: «Знать ничего не знаю. Иди-ка ты на поклонение в храм Киёмидзу».

Со следующего дня начал монах стодневное поклонение в Киёмидзу. И снова было ему во сне сказано: «Ведать ничего не ведаю. Иди-ка ты на поклонение в Камо». Стал теперь он поклоняться в Камо. Думал — семь дней там пробудет, только сна все нет и нет. А на сотую ночь были ему слова: «Ты, монах мой, пришел сюда и молишься с усердием. А потому будет тебе и бумага, и рис».

Проснулся монах, очень загоревал, опечалился. Столько ходил-бродил, поклонялся, а тут на тебе — пожаловали всего-то навсего бумаги да рису. А ведь вернешься к себе на гору, так со стыда сгоришь. «Эх, утоплюсь-ка я в реке Камо!» Но топиться все-таки не стал. Стало ему любопытно: как же ему рис с бумагой доставят?

Вернулся монах в свою прежнюю келью на горе и жил там. Вот пришел некий человек. «Хозяин дома?» — спрашивает. Вышел монах к нему, видит: принес тот на спине большой белый ящик, поставил у веранды, а сам ушел. Очень удивился монах, кличет посланца, а его и след простыл. Открывает ящик и видит — белый рис и хорошая бумага туда доверху положены. Подумал монах: «Вот мой сон и сбывается. Не слишком-то щедро». Опечалился очень, да только что здесь поделаешь? И стал он рис на всякие нужды пускать, а его меньше и не становится. То же и с бумагой — не кончается. Так что не стал он первым богачом, но какое-то состояние все-таки приобрел.

А чтобы паломничества совершать, надо терпения набраться.


Кавабата Ясунари. Дождь на станции.

Жены, жены, жены… О, женщины, скольких из вас называют этим именем! В том, что некая девушка становится чьей-то женой, нет ничего необычного. Но, друзья, видел ли кто-нибудь из вас толпу, состоящую исключительно из жен? Зрелище не для слабонервных — сравнимо с лицезрением толпы преступников.

Перейти на страницу:

Все книги серии Восточная коллекция

Император Мэйдзи и его Япония
Император Мэйдзи и его Япония

Книга известного япониста представляет собой самое полное в отечественной историографии описание правления императора Мэйдзи (1852–1912), которого часто сравнивают с великим преобразователем России – Петром I. И недаром: при Мэйдзи страна, которая стояла в шаге от того, чтобы превратиться в колонию, преобразилась в мощное государство, в полноправного игрока на карте мира. За это время сформировались японская нация и японская культура, которую полюбили во всем мире. А. Н. Мещеряков составил летопись событий, позволивших Японии стать такой, как она есть. За драматической судьбой Мэйдзи стоит увлекательнейшая история его страны.Книга снабжена богатейшим иллюстративным материалом. Легкость и доступность изложения делают книгу интересной как специалистам, так и всем тем, кто любит Японию.

Александр Николаевич Мещеряков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология