Больше со мной не спорили, все встали и ушли. Не успел я сесть обратно, как уже никого не было. Долгожданная тишина, хоть фоном музыка и играла, но спокойствие уже обволакивало меня. Точка. На этом смело можно было завершать день, который обещал закончиться хорошо. Я пытался закрыть глаза и уснуть, но ничего не выходило. Приходилось мучительно следить за тем, как солнце медленно встает и режет мне глаза. Пробежала мысль лечь в свою кровать. Когда вставал с дивана, удивился уже перебинтованной руке – значит, все-таки отключался. Что я натворил? Встать оказалось невыполнимой миссией. Стоило приподняться, как тело потянуло обратно. Наконец я почувствовал усталость не только в теле, но и в душе. Глаза сами прикрылись, но вместо темноты из комнаты попал на опушку леса. Снова те же силуэты в капюшонах. Я обходил каждого и всматривался, в попытках хотя бы кого-то узнать, но никого не мог разглядеть. В глазах двоилось или троилось, не получалось даже сосчитать, сколько их.
– Да кто вы такие?! – прокричал я и упал на траву.
Хотелось плакать, но не выходило. Даже в месте, выдуманном моим больным разумом. С рывка я толкнул ближайшую из фигур в белом плаще, и с нее наконец упал капюшон, раскрыв личность под ней. Мое тело без каких-либо команд завыло изнутри, гомон доносился из легких даже с закрытым ртом.
– Игорь! – Меня трясло. – Игорек, очнись.
Лес сменился знакомой комнатой, а темный силуэт преобразовался во Владика, который приводил меня в чувство. Солнца уже не было за окном, лишь различались отголоски заката.
– Братан, тебе, походу, кошмар приснился. Орать стал на всю хату.
Я сразу же поднял руку, но, к моему сожалению, она оказалась перебинтована. Моя выходка была реальностью.
– Все в порядке? – спросил Владик.
– Да-а-а, – протянул я, пытаясь прийти в себя, проснуться. – Надо прекращать так пить.
– Это точно, мы вчера испугались за тебя. Мансур сказал, вчера к тебе приходил какой-то мужик. Ты после разговора с ним так сорвался.
– Пошел он нахер, больше я его не увижу.
Я с трудом уселся на диван. Голову качало из стороны в сторону, а все внутренности просились наружу. В складках дивана приметил свой телефон, к счастью, он еще не разрядился, но меня волновало несколько пропущенных звонков от мамы. Меня ожидал неприятный разговор с обвинениями, что не беспокоюсь о своей матери. Также между сообщениями о пропущенных вызовах висело сообщения от неизвестного абонента, перед глазами сразу же всплыл образ силуэта, что раскрыл во сне: «Прости, я всего этого не хотел, но, если понадоблюсь, звони».
Глава 7
Шрамы. Наглядное напоминание об ошибках прошлого. Любой рубец хранит историю. Когда сближаемся с человеком, мы с меньшим стеснением спрашиваем, откуда та или иная отметина, и вероятней всего он расскажет о ней. Все эти истории в основном о сожалениях, ошибках, но чаще всего о глупости. Мои шрамы на руке именно о глупости. Взрослея, я чаще отдавал себя на волю эмоциям, особенно когда был пьян, а ведь все можно было переварить, спокойно сесть и обдумать, сделать выводы, но нет, мне было необходимо показать всем свои чувства. Дурак. Долго сожалел об этом, как я себя показал перед гостями, наверное, это была одна из причин, почему люди не сближались со мной. Самое хреновое то, что для себя так и не сделал выводы: хорошо это или плохо. Мне до сих пор плевать на шрамы на ладони, они все равно малозаметны, а если кто и замечал, то отвечал им: «Да так, по молодости, ничего интересного, да и не помню уже». Помню, но рассказывать о своем стыде не хочу, тем более сам вечно вижу эти рубцы. Мои мысли сами цепляются за воспоминания, которые и так причиняют боль, поэтому говорить об этом вдвойне неприятно.
В результате совершил еще не одну ошибку, но остепенился, успокоился, хотя и очень дорогой ценой. Теперь мне сложней даются эмоции. Я столько бежал от них, а теперь не могу их нормально выразить. Единственное, что выходит нормально, так это злость на самого себя из-за своей беспомощности. Это замкнутый круг.
Со временем, но с большим трудом мы с отцом нашли общий язык, между нами образовался диалог. До фантазируемых разговоров отца с сыном не доросли, но мне хватало и этого для внутреннего умиротворения. Матери так и не рассказал, что нашел его, она бы точно этому не обрадовалась, поэтому уберег ее от лишней боли. И так достаточно ей той, что причинил.
После моего ночного потока отцу про пустоту внутри меня от смерти мамы он ответил, что обязательно позвонит ближе к вечеру. Я не торопил его. Понимал, что у него своих проблем хватает. Отвлекаться на мое нытье просто некогда. Также меня «обрадовала» сообщением сестра, которая обещала заехать за кое-какими вещами, боялась, что я все продам.
Света приехала с утра. Я только встал и заварил себе кофе перед очередной работой над статьей.
– Тебе заварить? – спросил я из вежливости. – Пока чайник горячий.
– Не надо, – ответила она, проходя в дом без приглашения, – я ненадолго. Заберу все, что нужно, и уеду.