Книга историй

Однако был шах в замешательстве и душевном смятении, [раздумывал], как бы погубить Луарсаба. Поэтому поручил нахарарам своим сказать Луарсабу, мол: «Ввиду того что благополучно с Божьей помощью пришел ты повидать шаха и установились между вами любовь и согласие, нынче для /138/ упрочения любви и мирного союза, а также потому, что так подобает, это принято, поскольку шах покидает страну твою, хорошо было бы и тебе проехать с ним в качестве сопровождающего путь трех или четырех дней до границ государства своего, а затем ты вернешься на трон свой». Сам шах тоже во время беседы сказал те же слова Луарсабу. И Луарсаб, ввиду того что, как это присуще христианам, в душе его не было лицемерия и хитрости, согласился сделать так, как велел шах. И когда шах двинулся из города Тифлиса, по предварительно поставленному им условию взял с собой и Луарсаба.

Проехав трех-четырехдневный путь, шах поручил своим нахарарам передать Луарсабу нечто новое: «Так как проехал ты путь стольких дней и это было очень хорошо, просим, чтобы ты не почел за труд проехать еще немного и доехать до города Ганджи, ибо шах задумал там, в Гандже, призвать к себе всех местных князей Шамахи и Еревана и хочет подчинить их твоей власти, а тебя — назначить правителем и главнокомандующим над всеми, дабы все, что нужно делать, они делали [лишь] по твоему приказу». Это тоже пришлось Луарсабу по душе, и он доехал с шахом до Ганджи. И там, в Гандже, когда прошло много дней и [все еще] не было видно никаких знаков того, о чем говорили нахарары шаха, более того, не видно было знаков и примет освобождения его, Луарсаб понял в [глубине] души, что с помощью уловок его вырвали из страны его и больше не /139/ отпустят на родину. Поэтому Луарсаб впал в глубокую печаль и душевное смятение и хотя и думал, но никак не мог найти пути к спасению.

А многоопытный и хитроумный муж шах Аббас в коварной душе своей задумал: авось найдется удобный случай как-нибудь похитить Луарсаба ночью или днем. И в связи с этой мыслью задумал он новую уловку, которая заключалась в следующем: шах подарил Луарсабу джигу, которую вельможи надевают на голову, и была она весьма изящной и редкой, красивой и драгоценной; даря джигу, [шах] любезно велел Луарсабу, мол, чтобы всегда, когда ты будешь приходить ко мне, была она у тебя на голове. И Луарсаб так и делал всегда, когда являлся к шаху.

Спустя несколько дней шах приказал своим ворам, которых всегда держал при себе (ибо шах держал при себе множество искусных воров, для осуществления различных замыслов; вот так и нынче сделал), приказал им скрытно и тайно войти ночью в шатер Луарсаба и украсть именно ту джигу и другие вещи. Вот они и сделали [так], как подучены были шахом: украли джигу и множество вещей его. И однажды, когда Луарсаба, как всегда, призвали к шаху и когда пришел Луарсаб и сел, не было у него на голове джиги, как прежде. И, увидев это, шах, якобы ничего не зная, спросил: «Почему не надел ты джигу себе на голову?» И, услыхав, что [джигу] украли, шах, извиняясь и притворяясь другом и соболезнователем, [стал] сетовать и сожалеть. /140/ Затем, обратив речь свою к присутствовавшим там нахарарам, гневаясь и бранясь, стал угрожать им смертью и сказал: «Почему служите ему не с должной попечительностью и преданностью, столь нерадивы и беспечны, что даже воры входят в шатер к нему и воруют, а тем паче — такую великолепную и ценную вещь!» Говорил он это о джиге. И затем сказал: «Может быть, из-за вашей беспечности, придя в другой раз, воры украдут еще что-нибудь из вещей его, и будет нам опять стыдно. Снарядите сейчас же людей храбрых и благоразумных, чтобы еженощно охраняли они в качестве ночной стражи окрестности шатра его, дабы не был причинен ему малейший вред, иначе всех вас вконец уничтожу». Получив такой строгий приказ, нахарары впредь учредили над ним стражу, днем и ночью исправно его стерегущую.

Шах применил такую уловку и поставил стражу над Луарсабом, дабы он не убежал. И довез его в сопровождении такой охраны до Тавриза, [затем] повез с собой в Казбин, Фахрабад, Исфахан и оттуда послал в город Шираз, чтобы держали его в заключении. И там тоже назначил над ним стражу, которая исправно его охраняла.

И случилось так, что спустя много лет прибыли послы русского царя ради [утверждения] дружбы и многих других дел[131]. В те дни шах поехал в гавар Исфахана и жил на реке, называемой Авикуран, воду которой хотел он подвести к реке Исфахан и смешать с нею, ибо воды в Исфахане было мало. Множество ремесленников и /141/ рабочих работало на водном пути, и по этой причине сам шах обосновался там и жил. Послы русского царя, явившись туда, встретились с шахом и в числе многих требований выдвинули требование о Луарсабе: чтобы он был возвращен к себе и пребывал под властью шаха и в покорности ему. Лукавый в своих намерениях шах Аббас любезно выслушал эти слова и благосклонно и живо взялся исполнить просьбу их — отослать Луарсаба на родину его. И, угодив таким образом послам, проводил их восвояси.