Книга историй

В это время в Восточных областях Армении прославились своим безукоризненным и кротким нравом ставший впоследствии эчмиадзинским католикосом вардапет Мовсес и вардапет Погос, о которых мы рассказывали выше; странствовали они из одной страны в другую и беспрепятственно проповедовали, возводили церкви, рукополагали священников, как это делали апостолы. Ради укрепления веры и религии нашей там, где это было удобно, открывали школы (в селении Астабад, в Шороте), чтобы собрать детей из окрестных селений и обучать. Они основали школу также и в селении Агулис, назначили наставником детей тэр Андреаса, собрали там около пятидесяти или шестидесяти детей. Надзирателем их был тэр Андреас, ставший пастырем и обучавший детей наукам всей нашей церкви.

И случилось государю шаху Аббасу приехать в селение Агулис по следующей причине: некий сардар из племени османов, по имени Окуз-Ахмат-паша, пошел с большим войском на Ереванскую крепость, дабы, отняв [ее] у персов, вернуть османам[259]; поэтому персидский царь шах Аббас, собрав все персидское войско, пришел в Ереван на помощь /356/ крепости. Сардар осадил крепость и сражался два с половиной месяца, но не смог взять [ее]. Наступила холодная осень, и, мучимый холодом и голодом, [сардар] собрался и со всем войском своим ушел, вернулся в страну османскую, в город Карин. После ухода сардара шах тоже покинул Ереван и направился в Нахичеван, а оттуда в Агулис. Вот почему шах приехал в Агулис. У шаха было обыкновение: куда бы он ни вступал, в город ли, в страну ли, все местное население — знать и народ, мужчины, женщины и девушки, молодежь и дети — все вместе, надев благородные и драгоценные украшения, со сладкими фруктами, отборными яствами, благовониями и ароматными винами выходили ему навстречу. Статные и красивые отроки, девушки и женщины, взяв в руки золотые чаши с вином, подносили шаху. А также и светские гусаны и певцы, идя впереди с замысловатыми музыкальными инструментами, сладкозвучно пели. И духовенство тоже — священники и церковнослужители, облаченные в ризы и стихари, с крестами и Евангелиями в руках, с поднятой хоругвью, ладаном и свечами, с колокольчиками и цимбалами выходили навстречу шаху и шествовали с песнями до самых его покоев.

И вот когда священники селения Агулис, облаченные в [церковные] одежды, вышли навстречу шаху, были с ними и кое-кто из воспитанников школы, одетые в стихари, с поднятыми подсвечниками и свечами, шедшие по сторонам хоругви. И когда /357/ перед шахом проходили священники с песнопениями, а шах смотрел вокруг и соответственно злокозненным намерениям и нраву своему рассматривал все, оглянувшись, посмотрел он на мальчиков и увидел, что у них у всех на голове выбриты тонзуры[260]. И это показалось ему тяжким [ударом] и неприятностью, ибо он счел, что так сделали из-за него: чтобы дети показались ему некрасивыми и он, вожделея, не отнял у них детей[261]. Шах там же впал в ярость и разгневался на людей, выбривших тонзуры мальчикам. А кое-кто из магометан — коренных жителей селения Агулис, знатные вельможи, путешествующие с шахом и прислуживающие ему, из природной ненависти, питаемой к христианам, еще более подстрекли и возбудили гнев царя против христиан, поэтому, неоднократно справляясь, шах приказал поискать и найти того, кто это сделал, и убить: если это сделали родители детей — убить их и присвоить их имущество, а детей взять на службу к царю. Царедворцы начали искать и расспрашивать. Но все отвечали, что ничего не знают. Тогда, окружив тэр Андреаса, насильно стали требовать у него, мол, скажи нам, ибо ты попечитель детей и ты знаешь. А тэр Андреас так рассуждал про себя: «Если укажу на родителей — убьют их, а детей увезут; а если укажу кого-либо иного, то убьют [того] и совесть будет мучить меня и вечно укорять. Лучше — согласно свидетельству святого Евангелия — одному человеку /358/ умереть, чем погибнуть всему народу».[262]

Поэтому он почел за благо выдать себя и спасти остальных. Когда ратники [стали] особенно насильничать, тэр Андреас, чтобы спасти других, сказал, я, мол, это сделал. А воины передали его слова шаху, и шах приказал схватить и держать его в заключении. Спустя несколько дней шах приказал привести его пред очи свои и спросил, мол, скажи правду, кто это сделал. Тэр Андреас сказал: «Я и никто иной». Увидев, что [тэр Андреас] никого больше не выдаст, шах крайне разгневался на него и приказал распластать его на земле и безжалостно бить батогами. После долгого истязания шах сказал: «Ты совершил тяжкий проступок и прегрешение; коли хочешь жить, отрекись от своей христианской веры и прими нашу религию, исповедуй веру творца нашего, и я воздам тебе славу и почести, а если не согласишься — брошу тебя псам и зверям». Но он не согласился отречься [от веры], а ответил, мол, я христианин и слуга Христов. А царь, услышав это, разъярился и велел бросить [его] опять в темницу.