Читаем Книга юмора полностью

Время тихо ползло к утру…Половина посетителей «дремало», не взирая на дикие взрывы храпа и других звуков, сопровождаемых неприятными запахами. Два раза лязгала дверь и шлюхи одна за другой, исчезли, с хихиканьем и сальным подмигиванием мне и гражданину в шляпе. Я согласно кивал в такт тихому шепоту гражданина, который очувствовал ко мне некую толику доверия и стал рассказывать о бедах его семейной жизни, что в прочем мне было совсем не интересно — я витал под его убаюкивающий шепоток в своих мыслях и грёзах, рассуждая про себя о нелёгкой судьбине, рожденных под знаком Близнецов.

Вдруг мой взгляд наткнулся на нацарапанную надпись на стене от которой меня бросило в пот: «Неприятности начнутся в семь утра!». Я вспомнил рассказы очевидцев и участников, что основное действо начинается в ментовке перед пересменкой в восемь утра, когда старая смена уходит, а новая еще нечего не успела.

Скула моя ныла, на голове я чувствовал шишку, а под глазом прощупывался «фингал»… Мой приятель выглядел не лучше. У нас отняли все, что было в карманах, когда заталкивали в «обезьянник», обещав выдать при освобождении. Жаль было только — что купленного мобильника. Я не ожидал такой честности от ментов — «возврата экспроприированного», но теплилась надежда — лишь бы не били!. Детская наивность.

Лязгнул запор. Двое горилл, в растрепанной униформе, с мутными глазами и красными рожами медленно сканировали жизненное пространство. Один ткнул пальцем в меня: «Ты — выходи!». Гражданин в шляпе боязливо от меня отстранился. Я медленно встал, и с обреченностью еврея, идущего на расстрел, заковылял к двери. За мной клацнул замок и я получил пинок в зад, от которого врезался лбом в стену напротив. Гогот позади… и удар в челюсть, от которого я влетел в нужное экзекуционное пространство.

В голове только одно: «видимо 7-02 утра!». Пред лицом возник измятый лист протокола. «Подписывай хулиган!» - пророкотало над ухом. Дрожала рука моя, и пальцы не могла уцепиться за ручку, пока удар по затылку не врезал меня носом в протокол, после чего ручка мгновенно оказалась в скрюченных пальцах и что-то черкала на листе.

«Ты где написал — падла?». Я поднял рассеянный взгляд на ментов. Центральный держал протокол в волосатой уке, а двое по сторонам пытались там чего-то разглядеть.

— «Ты же гнида документ испортил!».

Перед глазами возникла яркая вспышка и почему-то сапоги перед моим носом, которые двигались то туда — то сюда: «Колян… ты переборщил… Сотри… он пошевелился… Полчаса лежал… Силен браток… А ну давай на стул поднимем».

Мое тело, легко как пушинка взвилось и в задницу больно ударила седушка стула. Ноги как то странно стучали башмаками по полу и я их не ощущал. В дрожащем тумане, как в воздухе над костром, возникла чья-то харя, которая стала меня разглядывать, пальцы в перчатке впились в лицо, поворачивая его то так, то эдак… «Засунь его паспорт ему в карман. Расписался? Ну- ка дай гляну. Сойдет. Давай его в тачку. У нас мало время. Щас брателы появятся на смену.

— Куда? Блин туда куда всех. Чо тупой что-ли?».

Голова больно стукнулась о пол «воронка».

Очнулся я уже под вечер, возле помойных ящиков, сидя и опираясь спиной об один из них. Мне в горло вливал какую-то резкую жидкость бомж. Я вяло отстранился. «Ничо, ничо браток… Заживет… Это водка. Дизинфицирует. А отделали тебя добре! Сволочи с пятого отделения… Я их знаю. Они сюда всех привозят, подальше от себя… Никаких доказательств… Некоторых даже в ящик бросают.».

Я постепенно приходил в себя. В желудке потеплело, по телу пошла мелкая судорога, и вернулись все болевые ощущения. От Вовы, как он представился, несло чем то вонючим, но чувство благодарности, возникающее и усиливающееся во мне с каждой минутой, убивало эту вонь. Я сделал жест — дать мне бутылку. Вова протянул и я забулькал остатки в себя. Бомж сочувственно глядел на меня, виновато кивая…

Дело кончилось полуторамесячной лежанкой в больнице и ровно никакими последствиями для пятого отделения.

Потому как, дружок мой ничего не видел, никаких доказательств избиения я представить не мог, а в протоколах, как сказал адвокат — указана драка на улице в результате которой я и пострадал. Резюме таково: прав народ, — надо жить по принципу «моя хата с краю — ничего не знаю».

Здоровее будете!

«Природная любовь» (юмореска)

Что такое романтичная любовь?

Природа. Стог сена, лодочка на середине озера. или лес. Лес!.Вот он. Красивый и дремучий.

Мой партнер весело и настойчиво увлекает меня в заманчивую чащу…

Звездное, пробивается сквозь густую листву — небо. Это любовь! Любовь на природе!

Романтика!

Комарики, ласково звеня своими крылышками — изредка покусывают в интимные места.

А вот сверчок — скок и прямо в ухо. — чудесное насекомое.

А мураши… Боже! Эти приятные полезные букашки бегают по всему телу, приятно щекоча тысячами лапок, эрогенные зоны!

Песочек, взбиваясь от любовных утех — приятно скрепит между половинками ягодиц… Лепота!!.

А нежные молодые побеги крапивы?

Как томно они жгут шею и животик у пупка? Прелесть!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор