Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты

Наконец, самое важное для нас наблюдение Хобсбаума: вещи «олицетворяли своей красотой стремление к лучшей духовной жизни в том случае, если не являлись прямым ее выражением, подобно книгам и музыкальным инструментам»{34}. Выстраивается прямая логика: красивый муляж книги = материализованное, «опредмеченное» стремление к духовной жизни. Причем едва ли не к лучшей жизни, чем обещали настоящие тома, требующие прочтения и потому воспринимаемые как бремя и обуза.

Рассуждения Эрика Хобсбаума развивает Умберто Эко в своей «Истории красоты», проецируя характер индустриального мышления на дизайн интерьера: «О буржуазном доме принято судить по обстановке, мебели и разным вещам, которые непременно должны выражать Красоту, одновременно роскошную и прочную, добротную. Викторианскую Красоту не смущает альтернатива роскошь – функциональность, казаться – быть, дух – материя»{35}. Муляж книги – эталонная копия, идеально сочетающая красоту и пользу, синтезирующая материальное и духовное, примиряющая видимость и сущность. Аналогичное предназначение – облагораживание предметной среды – было у «миссальных картин» (гл. 5). Только они имитировали святость, а викторианские библиомуляжи имитировали аристократизм.

К концу XIX столетия книги перестали быть кариатидами, удерживающими своды храма культуры. Эволюция книжных муляжей пошагово иллюстрирует формирование представления о подделке как более интересной, привлекательной, а в современном мире даже более ценной, чем подлинник. И сегодня копия парадоксально ассоциируется не с упадком, а с прогрессом. Но пока длится XIX век – добропорядочный буржуа кропотливо вклеивает в Библию семейные странички и придирчиво выбирает шкатулки в виде томиков Гете или Шекспира.

Глава 7. Арсенал детектива: Тайники в книгах

Симон Фокке.

Гуго Гроций залезает в ящик с книгами. 1754. Гравюра на меди[103]

Кокетство конспирации

Издавна в книгах не только хранили ценные и памятные предметы, но также скрывали секретное, прятали краденое, утаивали запретное. Утрачивая свое исходное предназначение, книга становилась гарантом конфиденциальности и безопасности. Многие «книжные аттракционы» (гл. 6) тоже в обиходе именовались тайниками, но все же им больше подходит название «тайнички», то есть сугубо декоративные, милые сердцу вещицы, предназначенные для развлечения и любования. Чтобы открыть такой тайничок, нужны шифр памяти, пароль чувств, ключ к сердцу и прочие метафоры.

Настоящие книжные тайники – это надежно сработанные и хитро устроенные сейфы для денег, оружия, ядов, наркотиков, контрабандных товаров, запрещенных цензурой текстов. Здесь превыше всего ценилась надежность и лишь затем эстетичность. От прочих библиомуляжей такие изделия отличаются прежде всего штучностью, единичностью: их изготавливали на заказ или мастерили самостоятельно. В англоязычных странах они получили обобщенное название secret books – «книги с секретом». Книжные сейфы получают распространение также в барочную эпоху, когда особо популярным инструментом политической борьбы становятся тайные заговоры.

Почему книга едва ли не идеальный тайник? Потому что она обладает железным «культурным алиби», устойчиво ассоциируясь с истиной, добром, нравственностью. Для усиления эффекта тайники часто маскировали под Библию или молитвенник, уповая на Божий страх вора и на деликатность контролера, которому вздумается проинспектировать содержимое. Впрочем, в таком «дизайне» была доля цинизма: посягательство на Священное Писание в неблаговидных целях, паразитирование на сакральности книги. Присутствовала и доля кокетства. Так, всякая аристократка, запечатленная на портрете в образе святой мученицы, казалась совершенством, будь она хоть отъявленной злодейкой и распутницей (гл. 5).

Со временем тайники все чаще стали делать из настоящих томов. В англоязычных источниках они фигурируют как hollowed-out book – дословно «пустотелая, выхолощенная книга». Для их изготовления применялись инвазивные процедуры сродни хирургическим. Из переплета аккуратно извлекали книжный блок, внутри вырезали углубление-опору (ложемент) по форме предмета, который надо было спрятать. Для фиксации предмета использовали веревки, эластичные ленты и клей, а позднее – скрытые магниты и сложные замки.

Если переплетные крышки были деревянными, то их приходилось нещадно ломать, чтобы вытащить книжный блок. Нередко оставляли нетронутыми первые несколько страниц, чтобы создать иллюзию подлинности. Нарушение физической целостности, деформация «тела» книги были одновременно и актом ее десакрализации. Хотя с прагматической точки зрения это было вполне логично: зачем трудиться над созданием фиктивной книги, если можно использовать готовую?