Книга колдовства

Ты написала мне о своем обручении со смертью, и я все поняла, ибо с сестрами подобное случалось и до тебя. Они страдали от этого, но в то же время получали некое преимущество. Что касается Рима — милочка, послушай меня. Мертвецы в этом городе буквально повсюду, и я боюсь, что для такой ведьмы, как ты, пребывание здесь будет мучительно. Настолько мучительно, что сила, полученная от общения с мертвыми, попросту не оправдает себя — за нее придется заплатить слишком большую цену. Тут каждый камень вопиет к небесам, как сами мертвые. Неупокоенные — кажется, так ты называешь их? Тех, кто умер, но не покинул землю и задержался в этом мире, дабы потребовать своего рода возмещения потерь? Особенно громко умершие взывают к тем, кто их слышит, в Колизее.

Дух этого места до крайности напряжен. До такой крайности, что даже простые смертные ощущают это и, сами не понимая отчего, стремятся к крайностям. О, это страшное место (так скажет любой нынешний житель Рима): его темные каменные коридоры полны теней, плотно населены теми, кто живет на грани. Они воруют, занимаются любовью, торгуют собой — словом, пускаются во все тяжкие. Сейчас я сижу, кутаясь в меха, в удобном экипаже неподалеку от Колизея и чувствую все бесчисленные достоинства этого поистине ужасного места, но мой спутник, увы, требует, чтобы мы двигались дальше. А потому придется убрать письменные принадлежности, запахнуть шубку и отправиться к арке Константина, расположенной неподалеку. На ее стенах я вижу фризы с военными сценами, высеченными в камне. Они очень выпуклые, можно рассмотреть мельчайшие детали, что, несомненно, вызвано игрой падающего на них лунного света. Луна сегодня светит вовсю. Как раз то, что нам, сестрам, нужно. Однако сегодня луна не делает меня сильнее.

Я чувствую крайнюю усталость. Да, я гораздо слабей, чем в ту пору, когда мы с тобой встретились, милая Аш, и даже слабее, чем в тот день, когда мы с Асмодеем прибыли в Рим. Почему? Может, потому что я все время прислушиваюсь к немому зову неведомой сестры и высматриваю ее повсюду? Не знаю. Это меня очень изматывает.

Да. Этого я и боялась. Асмодей ни на минуту не оставит меня здесь одну, наедине с пером, чернильницею и чистыми страницами, то есть наедине с тобой, милая Аш. Он говорит, здесь опасно. Я отвечаю, что меня защитит кучер, но Асмодей отвечает, что именно кучеру он не доверяет больше всего. Так что я снова вынуждена прервать записи.

Когда мы с Асмодеем поедем по той улице, названной именем одного из католических святых, мне придется рассказывать ему все, что написано о ней в моем фолианте, в моей „Mirabilia“ (я так и вижу, как ее безымянный автор сейчас стоит где-то у Колизея, несмотря на прошедшие три сотни лет). Что это, уступка? Компромисс? Так или иначе, но мы с Асмодеем все-таки любим друг друга уже полвека.

Так что à bientôt,[170] продолжим позже, моя дорогая».

Могу только гадать, что именно Себастьяна прочитала в своем древнем фолианте. Сведения, содержащиеся в нем, были по-прежнему точны, ибо Рим искони был центром притяжения для путешественников — по крайней мере, последние двадцать с лишним веков. Но кто, кроме Себастьяны д'Азур, явился бы в Рим с путеводителем, содержащим предостережения относительно обитающих там драконов? И это вместо простых указаний «здесь поверните направо», «здесь поверните налево» и так далее. Правда, обычный путеводитель не принес бы ничего, кроме усталости после экскурсии и галочек в списке памятных мест, которые необходимо осмотреть. Однако Каликсто нуждался в более полных и подробных сведениях о том, что представляет собой Колизей, — возможно, как и ты, дорогая сестра. Поэтому прошу прощения за нижеследующее перегруженное фактами отступление от главной линии моего рассказа. Речь в нем пойдет о тех самых обещанных мне сюрпризах — именно так, во множественном числе, ибо Себастьяна предполагала, что сюрпризов будет два.