Книга Короткого Солнца

Независимо от того, обладает ли кольцо такой силой, Соседи, возможно, нашли меня прежде, чем дали мне знать о себе, что произошло после того, как мы со Шкурой расспросили Вадсиг — точнее, после того, как мы с Копытом встретились с Вапеном в пивной. Они были готовы помочь нам, и действительно, их показания были очень ценны для нас во время моего суда, о чем я расскажу через минуту или две.

Мне неприятно об этом говорить, но остается еще четвертая...

Орев вернулся. Я только что услышал, как он стучит в окно. Он влетел ко мне и, как обычно, весело поздоровался, хотя ему было холодно и голодно. Согласно пословице, черные дрозды лучше всего жиреют в холодную погоду, но к Ореву это, похоже, не относится; во всяком случае, я сомневаюсь, что он достаточно силен, чтобы добыть много пищи из замороженного трупа.

Я отправил его с посланием для Крапивы, что мне следовало сделать задолго до этого. Она, должно быть, беспокоится о Копыте и Шкуре, как и я, и очень беспокоится о Сухожилии. Мелким почерком, на половине листа этой бумаги, я объяснил, что он счастливо живет на Зеленой, где у нас двое внуков, и является кальде процветающей деревни. Я также заверил ее, что близнецы в безопасности со мной, и сказал ей, что у нас есть приемная дочь и что Крайт, которого я усыновил, мертв. (Это последнее, возможно, было неразумно; кроме того, если Джали была матерью Крайта, то он, по сути, был внуком — но ведь можно усыновить внука, наверняка.)

Я вижу, что перепутал кольца. Саргасс подарила мне другое кольцо, а не то, которое на мне, хотя они очень похожи. Я ношу кольцо Орева. Кажется, камень меняет цвет, когда его носят; изначально он был намного темнее, конечно. Наверное, мне следовало бы вернуться и исправить свою ошибку, но я терпеть не могу вычеркивать — это придает странице такой уродливый вид. Кроме того, вычеркнуть — означает взять на себя ответственность за правильность всего, что оставлено. Исправить эту или любую другую ошибку значило бы пригласить тебя спросить меня (когда ты прочтешь это, а я надеюсь, что скоро ты это сделаешь), почему я не смог исправить какую-то другую. И я не могу исправить все или даже большинство из них, не разорвав весь отчет в клочья и не начав заново. Кроме того, мой новый отчет будет еще хуже, так как я не смогу удержаться от того, чтобы приписать себе знания и мнения, которых у меня не было в то время, когда происходили описываемые мною события. Нет, на самом деле есть такие вещи, как честные ошибки; этот отчет полон ими, и я намерен оставить его таким.



 

Получив удар дубинкой во время слушания у судьи Хеймера, я снова оказался в заброшенной башне в утесе, в которой оставил Джали. Сначала я был вне себя от радости, думая, что легко найду ее и верну в спящее тело.

Я обыскал башню, обнаружив множество странных устройств и запертую дверь, которая, казалось, вела в сам утес, без сомнения, открываясь в какую-то расселину. Однако Джали нигде не было видно, и в конце концов я был вынужден признать, что за то время, пока она была одна, она покинула башню, потеряв надежду на спасение и вылетев через круглый иллюминатор — я описал его много раньше, — и направилась вниз к окутанным туманом болотам, в которых родилась.

Я поговорил с Оревом, который немного пришел в себя после утомительного перелета. (Вчера он казался очень усталым и слабым и, как только его накормили, спрятал голову под крыло.) Я подробно расспросил его о моем письме.

— Птиц взять.

— Я прекрасно знаю, что ты взял его, Орев. Но ты отнес его Крапиве? Доставил его, как я просил?

— Да, да! Взять дев. Дев плакать.

— Понимаю. — Я встал и некоторое время ходил взад и вперед по комнате, останавливаясь то у одного окна, то у другого — всего их семь, — чтобы посмотреть между свинцовым каркасом и пупком[139], имеющимся в центре каждого ромба из голубоватого стекла. Этот дом чудесно расположен, на вершине небольшого холма, оттуда открывается прекрасный вид на Дорп; но я не мог бы рассказать тебе, что видел, через секунд пять после того, как смотрел. Если бы там воссоздали четверть Солнечной улицы, какой она была до пожара, я сомневаюсь, что заметил бы ее.

Орев прыгал взад-вперед, щелкая клювом и тихонько свистя, что говорило о нервозности, и наконец я повернулся к нему:

— Что она велела тебе сказать мне, Орев? Должно быть, там что-то было.

— Нет сказать.

— Ничего? Конечно, она что-то сказала — должна была. Ты говоришь, что она отослала тебя обратно, не сказав ни слова?

— Нет сказать, — настаивал он.

— Мы говорим о Крапиве? Женщина в бревенчатом доме на южной оконечности Ящерицы? Рядом с хвостом?

— Да, да. — Он утвердительно подпрыгнул. Я описал ее, и он повторил: — Да, да.

— Ты нашел ее днем или ночью, Орев? Ты помнишь?

— Солнц свет.

— Тогда днем. Что же она делала? Я имею в виду, до того, как ты отдал ей мое письмо.

— Смотр вод.

— «Смотр вот»? На что она смотрела?

— Смотр мокр. Больш мокр. Смотр вод.