Дверной проем был слишком мал, чтобы они могли выйти из него рука об руку, хотя обоим этого очень хотелось. Как бы то ни было, он отступил назад, позволив Хряку встать на колени и проползти перед ним. На мгновение ему показалось, что голый пол и покрытые плесенью стены сметены в сторону, и он снова видит былую роскошь и великолепие: богатый узорчатый ковер с розово-золотыми женщинами и огромная кровать из душистого дерева с черными и малиновыми простынями. Вино и шоколад благоухали в воздухе, а светящиеся огоньки, значительно более яркие, чем фонарь, который он держал в руках, роились под потолком, их сияние держала в узде осторожность шепчущей пары в кровати.
Затем сапоги Хряка исчезли в дверном проеме, оставив после себя только тишину, руины и его. Вздохнув, он тоже вышел, преследуемый насмешливым беззвучным смехом Гиацинт.
Глава девятая
ПЕРЕД МОИМ СУДОМ
Невозможно записать все, что произошло с тех пор, как я писал в последний раз. Когда я вернулся на
Прежде чем начать, я должен сказать, что теперь мы очень удобно расположились в доме, который принадлежал судье Хеймеру. Сейчас он принадлежит мне — подарок города. Перед отъездом я надеюсь продать его; нам с Крапивой понадобятся деньги, Шкура и Вадсиг хотят построить не только дом, но и лодку, и, вероятно, Копыто скоро женится. Я заметил, что, когда один близнец что-то делает, другой не отстает.
Говоря о Вадсиг, я должен сказать, что перед моим судом я долго выспрашивал ее, заметив на слушании, что она была одержима. Я предполагал — вернее, надеялся, — что ее обладательницей была Джали. И в этом я ошибся.
— Кто ты такая? Я знаю, что на самом деле ты не Вадсиг. Если ты хочешь, чтобы мы думали, что это так, ты должна научиться говорить так же, как она.
Она бросила на меня вызывающий взгляд, который я уже видел раньше, когда она описывала свою ссору с поварихой:
— Мы пришли, чтобы помочь. Ты должен поблагодарить нас.
— Мне определенно нужна помощь. Большое спасибо.
— Так-то лучше. — Она улыбнулась.
— Ты говоришь о себе «мы». Сколько вас здесь?
Она хихикнула:
— Какое это имеет значение?
— Так я смогу сказать, когда вы все уйдете, — сказал Шкура. — Я хочу, чтобы Вадсиг вернулась.
— Она все еще здесь. — Ее голос изменился. — Скоро нам придется уйти. Онорифика придет и разбудит меня. — Возвращение к прежнему тону. (Я не буду продолжать отмечать эти изменения; они были слишком частыми.) — Есть в этом и что-то хорошее. Я могу есть.
Чтобы развлечь их, я сказал:
— В таком случае вы не Мукор. Я думал, что так могло бы быть, но Мукор, по-моему, приходит одна.
Вадсиг снова хихикнула.
— Мы не думаем, что это смешно, правда, Отец? — сказал Шкура. — Кто такая Онорифика? Это та девушка, которая думала, что ты можешь заставить свою палку говорить?
— Он может! — опять хихикнула Вадсиг.
— Она была служанкой у генерала Инклито, — сказал я Шкуре, — так что обладателями Вадсиг являются дочь Инклито Мора — я уверен, ты ее помнишь — и ее подруга Фава.
— Ты сказал, что Фава мертва. Ты сказал это, когда однажды мы сидели на ее могиле, и...
— Ну, мне это нравится! — прервала его Вадсиг.
— Надеюсь, ты помнишь, Фава, — сказал я ей, — что без меня твое тело осталось бы непохороненным и, как я полагаю, было бы съедено дикими зверями в ту же ночь. Я похоронил тебя в одиночестве, копая каменистую землю на сильном морозе. Ты бы сделала для меня то же самое?
Вадсиг промолчала.
— Я все еще не понимаю насчет Фавы, — сказал Шкура. — Разве она не умерла на самом деле?
— Линия, за которой завершается жизнь, не такая резкая и четкая, как край у стола. Это процесс, и может пройти много времени, прежде чем мертвый человек полностью исчезнет — на деле, полное растворение может вообще не состояться. Фава и Мора были близки, поэтому неудивительно, что Фава появляется в снах Моры. Удивительно другое — они обе появляются в твоих.
Он вытаращил глаза, и я положил руку ему на плечо:
— Три витка — более странные места, чем ты можешь себе представить, сынок. По мере взросления ты будешь все реже и реже сталкиваться с этой странностью, если будешь держаться поближе к дому, не слишком почитая бога и занимаясь прозаическими делами. Тогда ты сможешь смеяться над этим.
— Жестоки с ним вы есть, мессир, — сказала Вадсиг.
— Нет, Вадсиг. Я причиняю ему боль. Только дети верят, что нет разницы между жестокостью и воспитанием.
— Они уже ушли? — спросил Шкура, и она захихикала.