Заправляла в лазарете молодая, улыбчивая и опрятная африканка из Браззавиля по имени Ния, которой повезло окончить медицинский колледж и получить работу в миссии. Мне она нравилась, потому что была симпатична, всегда доброжелательна и не раз спасала меня от выворачивающих кишечник наизнанку приступов диареи, вызванных местной микрофауной. Ния не была йоруба и принадлежала к какой-то народности, запомнить название которой мой мозг был просто не способен. В отличие от деревенских, чей пигмент имел слабый коричневатый оттенок, кожа Нии была настолько черна, что посреди самой темной ночи ее фигура и лицо выделялись, как сгусток мрака на светлом фоне. Йоруба относились к ней уважительно, но соблюдали дистанцию в отношениях. Наверное, поэтому она жила в этом же лазарете, во втором брезентовом отделении, где находились душ, туалет, кровать и большое деревянное напольное распятие. Питалась она вместе с нами в столовой миссии и, судя по всему, была истовой католичкой.
Я надумал было сходить в палатку и принести соболезнования Хосе, с которым у меня сложились приятельские отношения, но африканская послеполуденная жара так расслабила мое тело, что я снова забрался в гамак и погрузился в легкую дрему.
Заснуть по-настоящему не удалось. Из деревни донеслись звуки барабанов и торжественное пение десятков голосов. Я понял, что настало время выхода Виктории. Деревенские в ней души не чаяли, и сама она проводила среди йоруба каждую свободную минуту. Помогала женщинам готовить, варила зелья из трав, возилась с детьми. Я проникся мнением, что для деревни высшими авторитетами сейчас были Матиас и Виктория. И еще вопрос, кто был на первом месте.
Матиас, бокор и рекруты явно представлялись местным неизбежным злом, которое необходимо было терпеть, не проявляя неприязни. Тем более что влияние священника подкреплялось регулярным прибытием грузовичка с одеждой и продуктами, часть которых мы разгружали в деревне. В отдаленных поселениях Конго питание представляло собой серьезную проблему. Особенно мясо. В повседневное меню жителей входили коренья, личинки, маниок, ямс, куриные яйца. Те, кто жил на берегу реки, еще могли разнообразить рацион рыбой, но без приличных снастей накормить деревню в семьдесят-восемьдесят человек мне представлялось нереальным.
Только по телевизору на каком-нибудь познавательном канале ловкий и болтливый ведущий за пару часов с помощью супертехнологичной удочки мог выловить десяток рыбин, каждую весом в несколько килограмм. На деле, сколько я ни наблюдал, как мужчины йоруба ловят рыбу старой прогнившей сетью, больше восьми-десяти килограмм рыбной мелочи им привезти никогда не удавалось. Я даже обратился к Матиасу с просьбой заказать невод для местных. Рыбы в реке была тьма – было бы чем ловить. Святой отец обещал подумать.
Основным же «мясным» блюдом были грибы. Всегда думал, что самые лучшие грибы растут у нас в Карелии. Но грибы из джунглей – это просто пищевой взрыв для понимающего человека. Красные, желтые, черные, зеленые, квадратные, круглые и треугольные, невыносимо вкусные в любом виде – такие, что невозможно оторваться. Но иногда и ядовитые, конечно. Здесь уж как повезет.
Мяса и вовсе не было. Вероятно, в глубине неизведанных джунглей коротконогие пигмеи успешно добывали обезьян и даже карликовых слонов, но к большинству лесных деревень это не относилось. Поселению, в котором находилась наша миссия, очень и очень повезло. Козлятина, говядина, свинина. Крупы, макароны, витаминные наборы – манна небесная, регулярно прибывающая в тарахтящем фургоне.
Это был самый убедительный аргумент, чтобы смириться с существованием рекрутов и самого бокора, который находился в перманентном конфликте с хунганом и мамбо.
Под звуки барабанов и пение йоруба Виктория со своей обычной полуулыбкой шла к загону со змеями. Деревенские в праздничных одеждах толпой следовали за ней, пританцовывая, и, изо всех сил надрывая голоса, упражнялись в хоровом пении. На голову Виктории был надет венок из красивых розовых цветов, а на шее висела разноцветная травяная гирлянда. Сначала я подумал, что перегрелся на солнце и мне все это мерещится, но заметил стоящего у загона с приветливой улыбкой Матиаса и бокора, неумело изображающего радость и удовольствие. Я выбрался из гамака и, выйдя наружу, уселся на крыльце, предвкушая необычное зрелище. Мари, ненавидевшая Викторию, вышла и опустилась на деревянную ступеньку, демонстративно от меня отстранившись.
Пение и барабанный бой прекратились. Виктория перешагнула через ржавую стальную загородку и, пройдя в центр, села на раскладной брезентовый стул, заранее поставленный бокором. Странности начались почти сразу. Виктория не исчезла, но продолжала спокойно сидеть, положив руки на колени. Я встал и поспешил к загону, не желая пропустить ни одной детали происходящего. Мари прошлепала за мной. Успел как раз вовремя, чтобы увидеть змей, быстро сползающихся к сидящей Виктории.