Книга Лазаря

Бумсланги дружно, словно повинуясь какому-то сигналу, принялись с разных сторон взбираться по ногам женщины, щупая воздух раздвоенными языками. Когда весь клубок оказался у нее на коленях, она собрала их в ладони, будто горсть толстых шевелящихся макарон, и поднесла к своему лицу. Три извивающиеся змеи тотчас устремились к ее шее, отталкивая друг друга. Я вздрогнул от омерзения. Две рептилии обвились вокруг плеч, а третья вползла ей на темя, где, свернувшись, подняла голову и принялась поворачивать ее из стороны в сторону, словно оглядывая окрестности. Остальные продолжали копошиться на коленях Виктории, обвивая ее руки и пробуя своими гнусными языками ее ноги, грудь и живот.

Раздался еле слышный свист. Виктория спокойно сняла змей с головы и плеч и, прихватив остальных с коленей, положила на землю. Бумсланги начали расползаться в разные стороны.

Едва девушка шагнула за ограду, йоруба забили в барабаны и принялись радостно танцевать и вопить песню. Крупная величавая женщина – мамбо общины – бросилась навстречу и заключила ее в объятия. Несколько мальчишек, весело визжа, кинулись к ним со всех сторон и повисли, цепляясь за платья. Отец Матиас улыбался, как кот, объевшийся сметаны. Даже бокор, обнажив свои лошадиные зубы, что-то довольно каркал.

– Выпендрилась, сучка! – зло сказала Мари и, достав сигареты, зашаркала к миссии.

– Что это было? – спросил я. – Как она так смогла?

– Тебе что, бокор не объяснял? – на ходу повернув голову, плюнула в меня вопросом Мари.

– Нет, – растерянно ответил я. – Что объяснял?

– Эта дохлая стерва может входить в чужую тень. Как сам бокор.

– Почему дохлая?

Но Мари уже скрылась за дверями миссии. Я тоже решил убраться под крышу.

Солнце начинало скатываться к горизонту, и температура воздуха в моей комнате стала достаточно приемлемой. Кондиционер не работал. Под предлогом экономии топлива для генератора Матиас отключал его от щита, который был установлен у него в комнате. Но генератор все-таки тарахтел, и напряжения хватало на слабое вращение потолочного вентилятора. Обед я пропустил, но есть сегодня не хотелось. Валялся на кровати и пытался придумать объяснение увиденному.

Бокор учил нас входить в собственную тень. Никто из рекрутов не знал, зачем это нужно. Я лично не считал это ни колдовством, ни какой-либо магией вуду. Упражнение для концентрации внимания, которое позволяло быть незаметным для окружающих. Не невидимость, но скорее способность быть нераспознаваемым. Будь то животные или люди. Хотя до людей мы еще не дошли. В любом случае для меня это выглядело как физическая или физиологическая тренировка. Что-то вроде того, как талантливые фокусники отвлекают внимание публики и демонстрируют исчезновение. Я был уверен, что принцип тот же самый, но Матиас раздражался и пытался вешать мне лапшу про то, как окружающие, животные или люди, не смогут распознать, что или кто ты на самом деле. Животные будут воспринимать тебя как объект природы, не представляющий опасности и не являющийся едой. Человек увидит знакомого или незнакомого, которого потом никогда не вспомнит. Признаться, я воспринимал галиматью, которую нес Матиас, как попытку просто запудрить мне мозги псевдонаучной ерундой про особенности восприятия, внимания и каких-то бессознательных образцов, заменяющих другие образцы где-то в таинственных дебрях головного мозга.

Для меня аналогия с фокусниками была самой понятной. Я определял вхождение в тень как один из способов отвлечения внимание от себя. Правда, необычный. Непонятно причем здесь тень и как это отвлекает внимание тех же змей, обоняние которых в разы сильнее, чем у человека. То, что сегодня мне удалось проделать, пусть и не совсем удачно, позволяло думать, что это как-то работает. Но я совершенно не понимал, для чего мне нужно быть невидимым. Воровать или шпионить я не собирался, да и миссия все-таки была католической. В чем был конечный смысл такого обучения? Матиас говорил, что постепенно мы все поймем, но меня тревожили какие-то смутные и довольно неприятные сомнения.

Слова Мари о Виктории, которая входила в «чужую тень», поставили меня в тупик. Видимо, бокор не считал меня человеком, способным освоить данную премудрость. Я вспомнил Эдмона. Как восприняли его крокодилы, когда он нырнул в самую гущу схватки за кусок тухлого мяса? Что они видели или чувствовали – кусок дерева, какое-то существо или плеск упавшего и идущего ко дну большого камня?

Зазвонивший колокол, призывающий на мессу, некстати прервал мои размышления. Сполоснув лицо в душевой, я, зевая, направился в молельный зал. Снаружи уже доносилось пение йоруба, спешащих на богослужение.