Книга Легиона

— Пришло время собирать камни, — пожал он плечами. — Мы с тобой их усердно разбрасывали… А работать там совсем некому.

Все кассеты, распечатки и рукописи, касающиеся Легиона, он увез с собой:

— Попробую разобраться в этом феномене, если время позволит… А ты в отпуск-то приезжай.

— У меня теперь отпуск не скоро, — улыбнулась Марго.

С Лолитой она изредка продолжала встречаться — поболтать и выпить по рюмочке.

Как и было обещано, Марго дали новую квартиру, взамен уничтоженной бомбистами Легиона, и она ее понемногу обживала. Однажды к концу рабочего дня к ней подошел ее бывший сожитель, начальник экспертной группы:

— У тебя же квартира новая, может надо чего помочь? Семья-то моя на даче… И новоселье отметить бы, как положено.

— Отчего же? Можно и отметить, — согласилась Марго.

Они сделали это в тот же день, хорошенько выпив и закусив, посмотрели телевизионный сериал, и он остался у нее на ночь. На другой день повторилось то же самое, и к концу недели Марго пришла к выводу, что скука — это разновидность комфорта.

Время потекло незаметно, как прежде. В сентябре Марго получила по почте бандероль от Платона. В ней обнаружилась довольно объемистая компьютерная распечатка, заголовок которой гласил: «Книга Легиона». Марго прочитала ее целиком, хотя и без большого интереса.

— Фантазер, — покачала она головой. — Да и был ли вообще Легион?

13

Книга Легиона

Он родился в год розового свечения. У нас на севере мало кто обращает внимание на эти переменчивые оттенки неба в темное время суток, в конце концов, всего лишь игру атмосферного электричества, но его мать — тогда еще будущую мать — завораживали потоки красноватого, порой даже кровавого цвета, вливавшиеся в ту слякотную петербургскую зиму в привычную лиловую гамму ночной небесной фосфоресценции. Специалисты по магнитным бурям и прочим космическим явлениям могли бы, вероятно, объяснить, какими именно излучениями обусловлен сей оптический феномен, но беременную женщину вполне устраивало подсознательное ощущение присутствия в мире чего-то необычного.

Ребенок родился душной и жаркой августовской ночью, когда трудно вообразить, что обложенное тучами беспросветно черное небо в какое-то другое время года способно светиться. Появление сына на свет она не смогла осмыслить как событие рядовое, равноценное десяткам тысяч других рождений, совершающихся ежедневно, и хотела дать ему имя, вторгшееся в ее сознание во сне — Гелион, в честь солнечного Бога. Но девица, заполнявшая метрику, по рассеянности написала вместо него «Легион» и ухитрилась уверить протестующую мать, что это имя звучит лучше.

В течение всего первого года жизни ребенка ее не покидало смутное чувство присутствия чего-то странного, порядком ее утомившее, отчего она стала невольно относиться к сыну даже чуть настороженно, пока, после отнятия младенца от груди, беспокоящие ее ощущения до поры до времени не исчезли.

Заговорил он поздно, после четырех лет, но отсталым ребенком его никто не считал. При этом он никакими активными действиями не доказывал своего развития, и, тем не менее, все гости единодушно твердили, что мальчик очень умный и, скорее всего, одаренный. Причиной был его отрешенный, но какой-то проникающий взгляд, который он никогда не отводил в сторону первым, и среди взрослых не находилось желающих всматриваться в эти слишком спокойные и слишком внимательные детские глаза. И еще: никто не выказывал обычно столь распространенного стремления потискать ребенка, затеять с ним на полу или на диване возню — не то чтобы он этому специально противился, а просто как-то не получалось.

Игрушками он не интересовался, а когда ему их слишком энергично навязывали, даже проявлял недовольство. Он воспринимал это примерно как попытку засунуть ему в рот что-либо невкусное. И конечно, никто из взрослых не догадывался, что он уже давно, с первых же проблесков сознания, нашел себе игрушки в тысячу раз более интересные, чем нелепые, ярко раскрашенные предметы, приносимые гостями и складываемые у его кроватки в унылую кучу.