Книга Мануэля

– В нашем языке – и не только в Рио-де-ла-Плата – большая проблема это обозначение зада, – размышлял вслух Маркос, глядя на зад Людмилы, которая в свой черед глядела в окно и с восторгом обнаружила напротив скобяную лавку. – Не знаю, полечка, как вы там, у себя, с этим управляетесь, но у нас это вызывает большие споры. Зад – слово родовое, оно также годится как улучшенное и чисто народное обозначение ягодиц, в которых ощущается нечто мясницкое, но главная проблема это анус, термин отвратительный, если они такими бывают.

– Тут напротив скобяная лавка, – сообщила Людмила…

– Нет ты просто потрясающая женщина, – сказал Маркос.

* * *

Она не очень-то соображала в столь поздний час после выпитого вина и от усталости все тяжелей повисала на мне, когда мы шли по мосту и я говорил о Фрице Ланге и о мадемуазель Антинее, спрашивая себя, дадут ли нам номер в отеле «Террасе» – мы же бесчемоданные и явно парочка, как сказал бы раввинчик, – но когда старикашка портье узрел уголок пятидесятифранкового билета, самый лучший и, конечно, с ванной, на самом верхнем этаже с балконом, так, мсье, видимо, знает наш отель, разумеется, знаю и рекомендовал его многим друзьям, вы не беспокойтесь, мы уйдем до завтрака и до смены караула, сдачу оставьте себе, а впрочем, и все пятьдесят, только дайте мне самый лучший номер и не забудьте про балкон и про минеральную воду, ах да, и мыло – французская скупость в этих случаях беспредельна, – мыло и полотенца для двоих. Зачем, спросила еще до того, еле шевеля языком, Франсина, лучше возьмем такси, и ты поедешь ко мне, пришлось ей объяснить, мы как раз шли по последнему пролету моста, и я смотрел на балконы отеля, зная, что Франсина не подозревает, что я веду ее туда, в номер с балконом и видом на некий особый город, который хочу ей показать, так будет лучше, детка, время от времени номер в отеле – это мини-терапия; незнакомая мебель, безответственность, поразительный факт, что утром ты уйдешь, оставив все в беспорядке, только вдумайся в эту потаенную метафизику, все в беспорядке, и никто тебя не упрекнет, никто не скажет «да вы просто дурно воспитаны, кто ж это выходит из дому, оставив мыло на ночном столике и полотенце на оконном шпингалете», пойми, что, когда я сплю в твоем доме, я очень боюсь, принимая душ, забрызгать зеркало, вешаю каждую вещь на предназначенный для нее крючок, и все равно я прекрасно помню, как однажды утром ты любезно упрекнула меня, что я перепутал зубные щетки, это, видимо, было для тебя непереносимо.

– Да нет, я думала, что должна тебе сказать, не более того, ведь если я дала тебе щетку и полотенце, так это затем, чтобы ты ими пользовался.

– Мы уже возле отеля, детка, теперь проблема попасть туда без вещей, потому что это отель комильфотный, не думай, владелец гарантирует соблюдение уймы иудео-христианских ценностей, а значит, парочкам на час или на ночь voll verboten [122], но сейчас ты увидишь, как упомянутые ценности уступают территорию другим ценностям с цифирками и портретом кого-то в парике, Вольтера, или Людовика Четырнадцатого, или Мольера, ты можешь наблюдать за этой процедурой, сидя на диване, – в таких переговорах дамы не участвуют, но сидят, скромно потупясь.

– По крайней мере, поспим, – сказала Франсина, – в такой час мне все равно где.

Я усадил ее на диван, прежде чем подойти к дежурному, сидевшему в своей полутемной каморке, и обеспечить ему приятные сны и свежие круассаны утром, а после всех уточнений насчет полотенец и минеральной воды еще уладить вопрос о бутылке коньяка и кубиках льда и даже завтрака, который принадлежал уже другому миру, ибо ночь еще не кончилась, по сю ее сторону были коньяк и балконы, выходящие на кладбище Монмартра, которое Франсина пока не увидит, так как первым делом надо было задернуть плотные бурые шторы, повешенные владельцем, словно бы в душе он стыдился того, что ждало постояльцев под балконом. У дежурного прорывалось стремление поведать мне о войне четырнадцатого года или вроде того, и после инвентаризации съестных припасов и гигиенических средств (матрас Франсина проверяла обеими руками, усердно и деловито становясь на колени и подпрыгивая на нем, дабы убедиться, что в набивке нет комков) я вывел его в коридор и дважды повернул ключ в замке – движение, для многих чисто машинальное, но для меня отнюдь не машинальное теперь, когда были кров, комната, отгороженная зона, и Франсина, и я именно там, где я хотел, чтобы мы были в эту ночь после мухи в виски и черного пятна на том, что прежде было Фрицем Лангом (не говоря о пятне-Людмиле, об этом холодном комке в устье желудка). Здесь недурно, сказала Франсина, по крайней мере, освещение приятное и постель превосходная, ляжем поскорей, у меня уже нет сил.