Книга Мануэллы

Однажды ты говорила, что два года – ничто в человеческой жизни, – пролетят, и даже не заметишь их, будешь удивляться, глядя с высот настоящего в их долины и пропасти, в которых когда-то жил, но это было так давно и так быстро закончилось. Я отвечал, что только не изнутри этих лет, и не в этих долинах, где каждая минута – частичка человеческой боли, где каждый час – жертва, и каждый день приближает нас к смерти. И это я говорил, когда обнимал тебя, когда был счастлив словно Вселенная, наполненная светом, когда имел все и не смел желать большего.

А сейчас я один. Я на самом деле абсолютно один; и какие бы люди ни окружали меня, как бы я не отвлекал себя от этого отчаянного, безнадежного чувства, – оно всегда рядом, – идет за мной тенью по тусклым долинам и растворяется каменным отголоском шагов в пропастях. И это становится жизнью, об этом я буду помнить на вершинах – о своем одиночестве, а не о жизни любимого человека, в которой жаждал раствориться целиком. Ты слишком далеко. Я не знаю тебя сейчас. Может это и к лучшему, может быть, это послужит новому сладостному чувству знакомства с прежде неизвестным тебе человеком, а может окончательно разделит нас, заставит оказаться на разных вершинах и не позволит даже докричаться друг до друга.

К чему это теперь, когда все потеряло смысл? Когда больше нет сказки, нет чуда, и все разгадано, истерзанно и голышом брошено на пол? Когда вместо пьянящего танца – похмельная горечь, и раскалывающаяся голова? И зачем искать кто виноват, когда совершил эту ошибку, а когда следующую, зачем обвинять друг друга, когда больше нет главного, когда не вернешь его никакими силами, никаким желанием и прощением? К чему эти разговоры, которые держат нас вместе, словно тяжелые цепи, к чему эти бессмысленные перемывания костей давно погибшего ребенка… невинного, – вот этого уже не вернешь, а еще времени, времени, которое мы сами у себя отняли.

И какого времени! Мы были беззаботно счастливы! Это могло бы длиться вечно, – пожелай мы…

Мне казалось, что это уже вечность, что мы уже вместе. Нам же было так хорошо, а это главное…

Похоже – не главное, если есть еще время. Если бы не оно – ты не поддалась бы упреку.

Мне было больно.

Знаю.

Я и мужу-то изменяла потому, чтобы отомстить и иметь смелость уйти, но даже в этом я была бессильна – уйти я могла только с человеком, который вновь одарил бы меня надеждой, не меньше…

И этим человеком стал я…

Честно говоря, им мог стать почти любой, кто был бы нежен со мной…

Спасибо за правду.

Выбирать я начинала позже: благодарила человека и оставляла его ни с чем. В конце концов в проигрыше оставался он. Думаю, это был типичный вариант моего поведения.

Показать себе, что ты достойна любви? Быть сначала доступной, легкомысленной, веселой, а потом заявить, что это все не его, что ты свободна, как прежде, что у тебя нет ни перед кем обязательств, и что за сердце твое надо приложить усилий во сто крат больше.

Это была не игра.

Это была боль молодой женщины, которой изменила вечность в лице первого мужа. Понимаю.

Ничего ты не понимаешь! Я не хотела играть. Каждый раз, встречая мужчину я говорила себе, что может быть с ним я смогу обрести… Я безобидная. Я хотела счастья.

Но тогда подсознание, судьба, или кто там еще играли с тобой. Ты поступала вопреки очевидному, словно отдаляя свое счастье, испытывая его.

Что очевидное? Твое время? Я, в конце концов, заслужила право испытать любовь!

Да, заслужила – перед мужем, или передо мной сейчас, но не перед человеком, который был несказанно счастлив, и которого ты постоянно держала в сомнениях. Если бы ты хотела испытать нашу любовь ты могла хотя бы заявить о ней. Да, я видел все в твоих глазах, но пойми, что этого недостаточно, – я почти расплакался, схватил её за плечи, а потом с силой прижал к себе, – что твой ответ на мои мольбы встретиться снова, в нашем парке прозвучал просто насмешкой.

Может быть, я была глупа, может, неуверенна в себе и своих чувствах, но какой смысл?..

А какой смысл обвинять меня теперь, если я все понимаю буквально, если ты была не уверена в себе?.. Я может быть тоже играл с другими, был веселым, а когда подходил момент серьезности говорил, что жду человека, что не могу ничего решить не увидев вновь его глаз, не получив свободы…

И здесь мы разошлись…

Второй раз!

Навсегда!..

Да, теперь уже навсегда…

“…И он разродился на второй день, разродился с ужасающей силой, как будто яростное землетрясение, вырвавшееся из глубин страха, осыпало вековые курганные наслоения, обнажая прекрасный дворец перед жадным взором безнадежно трудившихся археологов, обнажая затаенную мечту, которая рушилась вместе с осыпавшемся с его сводов песком…”

Я была дурой.

Тогда еще нет. Ты думала, что нас ничего не разлучит, что мы померимся.

Нет, я была дурой и идиоткой!

И я опять не сделал всего, что мог.

Ты был у меня дома…

Видел твои заспанные глаза…

Боже мой! Ты был рядом, так близко, что я могла обнять тебя!

Ты не обняла меня…

Как я жалею об этом! Теперь…

И я ушел только со счастливым воспоминанием о твоих заспанных глазах.